Некриминальная повесть

Приближался обед. Но голод не чувствовал Петр. Он ходил, говорил, проверял, отдавал указания, и притом постоянно смотрел на часы. Нужно было украсть два часа для того, чтобы вспомнить вчерашний вечерний мотив и набросать его на картоне темными красками в жирных мазках, оставив лишь несколько пятен от света.

Вот он везде появился, всех убедил, что он занят, в бегах, а сам устремился к вагончикам. Там никого еще не было. Он расставил мольберт и проверил все кисти. Поглядывая в окно, он закрепил грунтованный картон и на палитру он выдавил красок с белилами. Встав напротив мольберта, Петро успокоил дыхание. Наполнив кисть краской, он сделал первый длинный мазок. Именно так он видел вчера линию рельс, по которой ехал трамвай. «Получилось и началось!» – так подумал Петр про себя. Все дальше пошло так, как и должно, не по законам тригонометрии, а как-то само собою легко. Кисть словно сама делала дело. Петр ее лишь слегка поправлял. Кисть за кистью меняли друг друга, фон ровнял мастихин, и пальцы, если надо, уплотняли слой краски.

Петр вошел в то состояние, в котором ему никто не мог помешать, если б только не встал перед ним и мольбертом. Начинался обед. Народ появлялся в вагончике, подсматривал на то, что делал Петр, ел, переодевался, уходил, курил снаружи на пороге. А Петр в углу продолжал рисовать. Обычное дело. Такое случалось с Петром постоянно.

Раньше Петр хотел стать архитектором. Он приехал на стройку в сорок восьмом. Ему помогли достать из колхоза свой паспорт. И он перестал быть теперь крепостным. И любил Петр стройку, любил те дома, что строили раньше и строили их по разным проектам. Петр мечтал о проектах своих. Но в МАРХИ не мог поступить. Его и не взяли. Рисунки – признали хорошими. Только не справился Петька с другими предметами, нужный балл не набрал. И пошел он опять в вечернюю школу, чтоб опять попытаться на следующий год. Поступить удалось в другой институт на инженера-электрика.

Жизнь с прогрессом ускорилась. Архитектура быстро упростилась. Форма теперь подчинилась не красоте, а расчетам на прочность и дешевизне. Разнообразие кончилось, ушла красота – как только перестали применять кирпич и дерево, как только исчезли карнизы с лепниной и мансарды чердаков.

Петр теперь не тужил о провале в МАРХИ (в Московском архитектурно-художественном институте), женился и поначалу забросил свое рисование. Но без него начиналась тоска, начиналось стесненье.

И деревня звала к себе Петьку. Он не запил, как большинство, а взялся за кисть. Только так он забывался и только так Петр мог и выражаться.

Этюд у Петьки получился. Он был доволен. Часы показали, однако, что время обеда закончилось. Петр вытирал кисти и пальцы о тряпку с керосином.

– О! Черт! – вспомнил он про сломанный зонт. – Как я забыл!..

Давясь едой для быстроты, Петр оприходовал обед. Запив все холодной водой, он начал икать. Несмотря на икоту, Петр где-то нашел молоток и на какой-то железке расплющил им кончик спицы зонта. Оставалось пойти к слесарям и тонким сверлом сделать ушко. Потом Петр дело доделал, скрепив спицу с шарниров кусочком тонкого гвоздика, загнув и откусив его ненужный кончик…

Еще три часа Петр был занят на трансформаторной станции. Привезли бочки с маслом и постепенно их заливали внутрь трансформатора. Вот проверка, и трансформатор включили на холостой ход. Он еле слышно загудел. Теперь надо было оставить его до утра, а утром взять пробу этого масла на экспертизу и везти ее в Мосэнерго. Проба бралась с нижней точки у корпуса.

Пантеон

А в метро поезд мчался, как будто и сам он спешил на свидание с Анной. Подъехали к Соколу. Петр от дремы очнулся. Он снова проверил починенный зонт, приоткрыл его и потрогал дефектный шарнирчик. «Грубовато», – подумал он. Но дело уж сделано. А чтоб так, чтоб никто не заметил и места починки, – не сделают даже и в мастерской.

Но вот и Войковская. По ступенькам Петр поднялся наверх и вышел к трамваю. На промятом дырявом асфальте лужи еще не просохли. Ботинки Петра были также еще сыроваты, хоть сушились весь день по всем правилам в теплом углу с постоянным засовыванием внутрь скомканной сухой газеты. Но Петр не обращал внимания на это. Главным было, что небо очистилось, солнце светило и было тепло.

Наверное, поменялся ветер. В обед уже дуло с востока и севера, и потому, Петр, выйдя на Войковской, сразу почуял сизую гарь от завода. Та оседала в каньоне домов у шоссе. Сейчас ветер был слабым и воздух на остановке трамвая, казалось, был серым и синим.

Москва еще не разрослась и только намечала захват ближайших окрестностей, строя большие дома вдоль дорог. За такими домами-щитами вглубь от шоссе в лучшем случае были либо пятиэтажки, либо дома до трех этажей, построенные после войны еще пленными немцами. А нередко за теми домами-щитами были просто деревни и села: Ховрино, Чертаново, Медведково, например.