Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы

Но нет никакой изначальной (первоначальной) виновности, вины: ни вины самого наличного бытия, ни вины просто потому, что человек живет, вступая с окружающими в самые разнообразные отношения. Вину человека обоснованно можно констатировать лишь в случае совершения им проступка — не иначе, но он может испытывать это чувство, даже не допустив такого проступка. Подобное произойдет, например, если субъект не уверен в моральной безупречности своего поведения и оно вызывает у него сомнения, если его посещают мысли и желания, осуждаемые нравственностью, или если он по своему психологическому складу очень тревожен и склонен везде усматривать свою вину. Разумеется, некоторые люди, совершив тягчайшие преступления, не испытывают никакого чувства вины, они вообще не склонны ставить перед собой нравственные проблемы, в частности, потому, что из-за этого разрушается их система самоприятия и самозащиты, в целом даже их самость, которая включает сознательный и бессознательный компоненты психической субстанции.

Это совсем не означает, что чувство вины играет важную роль в формировании нравственности (в онтогенезе и филогенезе) и регуляции поведения людей. Однако Г. Маркузе полагал, что «материальный и интеллектуальный прогресс ослабил силу религии настолько, что она не может быть достаточным объяснением чувства вины. Агрессивность, повернутая против «Я», угрожает стать бессмысленной: индивид, лишенный возможности уединения и, следовательно, способности сопротивляться манипулированию, не обладает достаточным «мыслительным пространством’’, для того чтобы развить в себе противостояние своему чувству вины, чтобы жить с собственной совестью. Его «Я» сжалось до такой степени, что многообразные антагонистические процессы между «Оно», «Я» и «Сверх-Я» не могут развернуться в их классической форме. Тем не менее вина остается; нам кажется, что она становится качеством скорее целого, чем индивидов, — коллективной виной за подвластность казенной системе, которая расходует и сберегает материальные и человеческие ресурсы по своему усмотрению»[34].

Эти важные положения нуждаются в некоторых комментариях.

Во-первых, соглашаясь в принципе с тем, что материальный и интеллектуальный прогресс действительно ослабил силу религии, все-таки нужно отметить наличие даже в западном мире весьма значительной группы верующего населения. Чувство вины у них может детерминироваться их верой в бога. Кроме того, не следует забывать, что это чувство изначально создано именно религиозными представлениями и поэтому несет на себе их печать.

Во-вторых, представляется важным указание Г. Маркузе, что противостояние чувству вины есть собственная совесть. Однако собственная совесть есть в том числе и продукт чувства вины. Этим чувством проделан извилистый путь, оно распространялось и распространяется не только на бога, божеств и др., но и на родных и близких, на родину, на усопших и на некоторые иные объекты. Можно предположить, что чувство вины по отношению ко всем им росло и крепло наряду с таким же чувством по отношению к божественным персонажам. Но именно последним принадлежала ведущая роль, поскольку от высших сил зависели счастье и благополучие родных и близких, родины, посмертное существование умерших и т. д.

В-третьих, Г. Маркузе, по-видимому, прав, что существует коллективная вина за подвластность казенной системе, она же может возникнуть за действия данной социальной группы, например национальной или религиозной. Но если есть коллективная вина, то существует и индивидуальная, и нужно знать, в чем заключаются та и другая. Наверное, обе представляют собой негативные переживания того, что человек или группа подчиняются внешним социальным институтам (системам) в ущерб себе, в силу чего не могут в должной мере реализовывать себя, делают то, что не следовало бы делать. Коллективную вину за подвластность казенной системе можно понимать и как общественную ответственность за ситуацию в обществе. Все это следует рассматривать как дальнейшее развитие учения о чувстве вины.

В-четвертых, вопреки мнению Г. Маркузе, современный человек совсем не в такой мере лишен возможности уединения, что не способен сопротивляться манипулированию. Жизнь представляет обильный материал, позволяющий говорить об интенсивном противодействии внешнему управлению и активной позиции личности. Если иметь в виду сопротивление государственным и общественным институтам, то возможности для этого человеку дает, как ни парадоксально, в том числе идея бога и вера в него.