Некромант. Новелла о непутёвой ученице

— Гашпадин, — вдруг подала голос Таколя, робко подойдя поближе. — Вы не блошите меня в воду умилать?

Я поглядел в диковинные для наших краёв ярко-зелёные глаза, которые испуганно просили не оставлять её одну, хоть на край света, но не одну, и с усталой усмешкой положил ладонь ей на голову. Северянка зажмурилась, а я запустил пальцы в пряди, пылающие тем же пламенем, что и осенние листья клёна.

— Ну куда же я без своего якоря?

— Я же плохой яколь.

— В тебе тоже должен быть зарыт какой-нибудь талант. Надо его просто откопать и вложить в дело.

Я убрал руку, но рабыня не сразу открыла глаза, словно боясь упустить момент. Её что, не гладили никогда, раз она готова принять это от своего хозяина?

— Держать руль! — заорал капитан, и я оторвал взор от испуганных девчат.

Длинный боевой корабль слишком сильно разогнался, и потому не успевал направить свой таран нам в бок. Бирема была судном длинным, и это сыграло с ней злую шутку. Боевой корабль превосходил любую торговую галеру в скорости, но уступал ей в манёвренности, и круглобокий торгаш ушёл с её пути.

— Держать! — повторился хриплый крик, и мы направились к берегу, а бирема опустила вёсла в воду, останавливая свой бег по серым волнам.

Теперь им предстоит разворот почти на половину окружности, дабы продолжить погоню. Мы выигрываем время для отступления.

— Держать! — всё кричал капитан.

А я глядел на суетящихся на вражеской палубе моряков, торопящихся свернуть ненужные сейчас паруса, но взгляд мой был прикован к фигуре в белой броне и с развевающимся белым плащом, стоящей у самого борта, и вцепившейся в перила руками. Если приглядеться, то можно различить ещё тонкий серебряный ободок, перехватывающий соломенные волосы. Это был рыцарь ордена Белого Пламени, благословенный воин, не боящийся смерти. Жаль, нет у меня с собой тяжёлого арбалета, я бы спесь с него сбил. По сути, такие арбалеты являлись единственным верным средством против рыцарей, почти неуязвимых в ближнем бою.

— Всем держаться! — закричал главарь головорезов, тоже понимающий, что сейчас не время для склок.

Всё это потом, а сейчас нужно выжить. Я оторвал взор от заклятого врага и прислушался к неживым гребцам, которые, не сбавляя темпа, налегали на вёсла. Им не нужен был барабан для единовременной работы, удары моего сердца с успехом его заменяли. Тук-тук. Тук-тук. И вёсла с шумом опускались в волны. Тук-тук. И вёсла взмывали над водой, роняя стремящиеся вернуться в свою стихию брызги. Тук-тук, и всё начиналось снова, а берег быстро приближался. В какой-то миг сырой ветер бросил в нас холодным дождём, заставляя промокнуть до самой последней нитки. Не спасал даже заговорённый гидромантом плащ. По палубе побежали потоки воды, смывающие кровь в море.

Я поднял взор в небо как раз в тот момент, когда небесный гортатор ударил бичом-молнией по спинам гребцов-титанов, подгоняя тучи.

— Не дай пасть в бездну, о, всеотец, — прошептал я, и близкий гром был мне ответом, а тяжёлые капли падали на лицо, застя глаза, словно слёзы.

— Всем лечь на палубу ногами к носу! — донёсся сквозь шум дождя крик капитана, и я взял за руки своих девочек прежде, чем опуститься.

Несколькими мгновениями спустя в уши ударил треск дерева, а нас самих подбросило над досками. Рядом упала мачта, придавив какого-то бедолагу и размазав его потроха по всей палубе на потеху дождю.

Стихия была неумолима. В какое-то мгновение послышались крики людей, которых выбросило за борт, а потом всё прекратилось. Только рёв падающих на камни волн, гул играющего с разорванным парусом ветра и шум ливня.

Я подхватил Миру и Таколю и, шатаясь, пошёл к борту. В боку поселилась тупая боль от того, что меня приложило о большой моток верёвок. Не хотелось бы, чтоб оказались сломаны рёбра. Но руки, ноги и голова целы — уже хорошо.

Корабль сел на камни прямо у берега. И хотя посуху до линии прибоя не добраться, плыть нужно было не больше полусотни пар шагов.

— Мира, ты первая! — прокричал я.

Племяшка с трудом стянула с себя доходящую до щиколоток тунику с длинными рукавами, мокрую, прилипшую к телу, и оттого мешающую двигаться, оставшись в воздушной тоге, а затем обмотала одежду вокруг пояса, связав рукава, скинула сандалии и прыгнула с борта, рыбкой уйдя в воду. Я долго и пристально глядел вниз, пока над волнами не показалась девичья голова.

— Теперь ты, — обратился я к Таколе, утерев лицо от небесной воды.

— Я не умею плавать, — глядя на меня выпученными глазами, ответила северянка, а я задрал лицо к небу.

— О, боги! Ты хоть что-нибудь умеешь делать?!

— Но я не умею плавать, гашпадин.

Я скривился от боли в боку, а потом снял с себя одежду, оставшись нагишом, и сжал короткую тунику в руке. Это на севере носят исподнее. В наших же жарких краях оно излишне.

Таколя попятилась, а я схватил её за руку, притянул к себе и начал стягивать одежду с рабыни.

— Я не умею плавать! — завизжала она, пытаясь вырваться. — Я умлу! Я утону!