Она ещё сильнее завизжала, когда я сбросил её за борт, а потом прыгнул сам. Таколя барахталась в волнах, кашляла и цеплялась за меня, и это хорошо, что я по гильдейскому уставу выбрит наголо, а то все волосы бы выдрала. Уже у самой кромки берега я больно ударился о камни коленями, ибо эта истеричка мешала смотреть, куда я плыву. Она перестала паниковать, только когда я вытащил её за руки на берег, где нас ждала посиневшая, сгорбленная, трясущаяся и обнимающая сама себя Мираэль, нацепившая мокрую и оттого прозрачную тунику.
— Уходим! — прокричал я, быстро оделся сам, нацепил сырую одёжку на рабыню и потащил ее, ничего не соображающую от пережитого страха, к расселине в прибрежных скалах.
Оттуда быстрым пенным потоком бежала неглубокая речушка, холодная до того, что ноги сводило судорогой.
— Мастер, подождите! — услышал я сзади хриплый голос, а обернувшись, увидел главаря головорезов Броя, бежавшего за нами в чём мать родила.
При этом он нёс какой-то небольшой тюк, явно захваченный им с корабля.
— Догоняй, горе-убивец! — ответил я, продолжив бегство.
Глава 7. Брой
Я сидел на холодном камне и глядел на жмущихся от холода друг к другу девочек, столь разнящихся между собой. Бледная худенькая Тако́ля, с рыжими волосами и веснушками на лице и плечах и маленькой грудью походила на подростка больше, чем темноволосая загорелая Мираэль, на которую уже с аппетитом посматривают мужчины. И это при том, что северянка старше племянницы на год-другой.
Дождь уже перестал лить так, словно в тучах тараном сделали пробоину, и оттуда в бренный мир текло самое верхнее ледяное небо, но мелкая противная морось продолжала падать на волосы, лицо и тело. Если дыра небесная не затянется в скором времени, то появится вероятность заболеть лёгочным жаром, а я его лечить не умею.
Наверное, стоило идти дальше в поисках рыбацкой деревни, но сейчас возник другой, более важный вопрос.
— Зачем ты за нами пошёл? — повернув голову к Брою, спросил я. Тот сперва поглядел на меня с хмурым, испытующим взглядом, но потом вдруг состроил доброе лицо и начал говорить, изображая из себя простоватого увальня.
— Ну, так это, мастер, вы же на большую землю подадитесь.
Я кивнул.
— Вы же знатные особы, — вытянул в мою сторону палец и хитро протянул, как старый деревенский дед. — Я же вижу, что знатные. А исчо я вижу, что ты, мастер — служивый. Такую вот рану, что у вас в плече, можно токмо арбалетным штырём проковырять. У старого Броя глаз намётанный.
Я глядел молча, не желая перебивать эту речь сельского паяца, хотя девчата уставились на пирата с интересом. И сейчас он, изображающий добренького деда, действительно не выглядел отталкивающе. Несмотря на множество шрамов, лёгкий прищур карих глаз с сеткой мелких морщинок в уголках и приятная улыбка пирата, загорелого до цвета морёного дуба, внушали доверие.
— Я же сам был служивый. Но ведь как жизнь сложилась. Служил честь по чести, а меня оболгали и чуть на мачте не повесили. Уже сорок пять годочков, а всё ни жены, ни дома. Устал скитаться. Ну, я тут вас увидел и сразу смекнул, что вы добрые люди, и что ежели я помогу, то вы словечко за меня замолвите. Ведь замолвите же?
— Кем служил?
— Ну так, вестимо, мастер, моряком был. Вот потому по морю и скитался.
— Кем именно ты служил? — с нажимом повторил я свой вопрос.
— Ну, так, полусо́тенным на триреме.
Он замолчал, а я опустил глаза и начал жевать губу, обдумывая услышанное. Полусо́тенные на боевых судах — это командиры подразделений морской пехоты, абордажная команда, головорезы, каких поискать. Самые отчаянные люди империи. Неудивительно, что он подался в пираты. Он больше ничего не умеет, кроме как суда грабить, опасный человек. Но я даже не за себя боялся, а за Миру. Вдруг он решит её в заложницы взять?
— А за что тебя чуть не повесили? — спросил я, подняв взор, но в следующий миг передумал повышать голос.
Пират с хитрейшей улыбкой вытянул перед собой мускулистую руку, а со здоровенного кулака свисали, слегка покачиваясь, два жетона гильдии некромантов.
— Ну, так, с капитаном повздорил, с кем не бывает, — нарочито беспечно продолжил Брой, а потом осторожно положил жетоны на сырую гальку и начал разворачивать тюк. — Девчата, гляньте, что старый матрос забрал с корабля.
Он достал из серого свёртка два платья, принадлежавших моим юным спутницам.
— Ясна ясная, это же моё любимое! — воскликнула Мира, подскочила к пирату, прикрывая ладонью промежность, просвечивающую через мокрое тонкое платьице, и выхватила из лапищи мокрую вишнёвую тунику, сразу отвернулась и нацепила ту на себя.
При этом пират смерил племяшку с ног до головы долгим хищным взглядом и едва заметно прикусил губу.
— Даже не думай, Брой, тут же станешь моим ручным мертвяком, — зло процедил я, и тот сразу вернулся к свёртку.