Я непроизвольно облизал губы. Розовое синейское было очень дорогим и изысканным, а содержимое двух имперских торговых амфор весит чуть больше, чем хрупкая Мираэль.
— Брой, — осторожно произнесла девушка, — я поговорить.
Не расслышал, что ответил пират, но Мира взялась за верёвку и кивнула мне. Я отдал приказ гребцу, в котором была заложена возможность пользования подвесной лебёдкой, и тот начал медленно приближаться к створу, широко расставив ноги. Племянница, несколько раз тихо ойкнув, спустилась в схрон.
Как только мертвец остановился, обозначив, что девушка достигла дна, я прислушался. Из ямы доносилось пьяное бормотание Броя.
— Да я… Да я душу вложил в клинок морского десанта, — услышал я и решил немного приблизиться, а из ямы тем временем продолжалось: — А они уроды. Ослы чванливые. А ты его сыром закуси. Нежнейший, козий. Я его сейчас ножичком.
Я поглядел на стоящую неподалёку Таколю и, встав на четвереньки, подполз к самому краю.
— Фкуфно, — что-то усердно жуя, ответила племяшка.
Потом послышалось журчание жидкости, и мелькнула мысль, что пьяных сейчас станет уже двое. Синейское очень крепкое, не то что та кислятина для матросни, которая содержит хмеля чуть больше, чем разбавленное до неприличия пиво. И при этом синейское пьётся очень легко, развязывая язык и отнимая силу в ногах.
— А тут ещё копчёная свинина есть! — произнёс Брой.
Что-то загромыхало, потом раздался шум разбитой чашки и невнятное бормотание.
— Фкуфнатиффя.
После нескольких минут слушания чавканья и голодного урчания моего желудка, я хотел было высунуться и поглядеть на происходящее, но дело приняло несколько неожиданный оборот.
— Юная госпожа, — запинаясь произнёс Брой, — ты же некромант. Помоги старику.
Фем? — спросила с набитым ртом окосевшая от хмельного племяшка, уж по части спиртного с морским разбойником ей тягаться, что калеке с бегуном.
Да и много ли надо девушке, только вошедшей в возраст цветения?
— Так, сердечко моё. Оно уже давно неживое, — жалобно протянул пират. — Выручи, сделай так, чтоб оно не встало насовсем.
— Фплофи дядю, — ответила Мира.
Пират тут же разразился отборной бранью, закончив которую, добавил:
— Он бросил меня в этой яме. Пусть проваливает, крыса сухопутная. Трус!
— Дядя не трус, — проглотив кусок и старательно проговаривая слова, промолвила совсем окосевшая девушка. — Он этих… там четверо с собаками были… он их всех убил.
— Трус, — не унимался пират. — Он меня побоялся.
Я скрипнул зубами, услышав такое нелестное сравнение. Значит, убить погоню — трус, а объяснить это дураку, который понятия не имеет о тактике и стратегии — не трус.
— Сама справлюсь, — тем временем продолжила племяшка.
— Дура, — прошептал я, получив: «Я всё слышу» из погреба в ответ.
— Да ты его убьёшь, — поддавшись вперёд и сунув лицо в створ, процедил я.
— Я некромант, — пьяно пробурчала племяшка, гордо глянув на меня. Она встала с какого-то тюка и, чуть не упав на кипу тканей, подошла к Брою. — Снимай одежду.
Пират положил на колени какое-то полотно и стянул с себя тунику, устроившись как Владыка Неба на троне.
— О, боги, она же всего седмицу, как ученица некроманта. Она же убьёт этого глупца, — взмолился я и начал советовать. — Почувствуй стук сердца. Не его сердца, своего.
— Я сама, — взмахнув рукой, пафосно выкрикнула Мираэль, а потом замерла перед пиратом со стеклянным взором.
Она часто и глубоко дышала, а с лица Броя медленно сползала улыбка. Видимо, эта затея нравилась ему всё меньше и меньше.
— Дядя Ир, а что дальше?
Головорез коротко глянул в мою сторону, надеясь на помощь, но огромное количество брани, высказанной в мою сторону, было преградой для гордого десантника. Ему стоило просто попросить, и я бы помог, но он же гроза морей…
— Заставь себя почувствовать нити. Я помогу.
Мираэль сделала ещё один глубокий вдох, а я подсветил внутреннюю паутину Броя. Сквозь кожу проступило белое сияние, складывающееся в узор, похожий на грибницу. И лишь в груди тускло поблёскивал полированной медью сжимающийся и разжимающийся комок сердца. Пират замер, разглядывая свои руки, а племянница, высунув кончик языка, притронулась пальцами к коже головореза.
— Как много клубков, — пробормотала она, потянув пальцами одну из нитей.
Тонкая тускло-оранжевая паутинка тихо звякнула, как струна лиры, и растаяла, всколыхнув всю сеть. Брой дёрнулся и схватился за грудь, начав хватать ртом воздух.
— Не надо, Мира, — сдавленно процедил я, протянув руку, словно мог привязать ниточку назад.
— Я нечаянно. Я не хотела, — забормотала племянница, быстро убрав пальцы от паутины.
— Больше так не делай, — прошептал я. — Ты кроме сердечного удара ему ещё и удар по голове так сделаешь.
— А что делать-то?
— Видишь вон тот узелок на тусклой паутине? Это приказы для биения сердца. Их нужно сделать чуточку сложнее. Сейчас успокойся и представь, что ты спишь. И сердце спит. Оно бьётся медленномедленно. Тук. Тук. Тук.