Наконец, разжившись всеми сведениями, какими вероятно было разжиться в тавернах и людных местах Бахарны, Картер взял внаем верховую зебру и однажды утром пустился в дорогу вдоль берега озера Яат в глубь острова, где высится утесистая Нгранек. По правую его руку волнистой грядой лежали холмы, приветливые сады и аккуратные каменные сельские домики, изрядно напоминая ему плодородные нивы, расстилающиеся по обе стороны реки Скай. Под вечер он оказался неподалеку от безымянных древних развалин на дальнем берегу озера Яат, и хотя старые собиратели лавы остерегали его располагаться там лагерем на ночь, он, стреножив свою зебру, привязал ее к странного вида колонне перед обветшалой стеной и расстелил свое одеяло в укромном углу, под некими резными узорами, смысл которых ускользал от разгадки. В другое одеяло он завернулся, ибо на острове Ориаб ночи студеные; когда же один раз проснулся, ему почудилось, что какое-то насекомое крыльями задевает его по лицу; он укрылся с головой и спокойно спал, пока дра-птахи в далеких ликвидамбровых рощах не пробудили его.
Солнце только еще всходило над огромным склоном, по которому вниз на мили к берегу озера Яат мрачно растянулись первобытные кирпичные основания, обветшалые стены и случайные, покрытые трещинами колонны и постаменты, и Картер огляделся в поисках своей стреноженной зебры. К пребольшому отчаянию, он увидел это кроткое животное без сил лежащим под колонной, к которой оно было привязано, и еще больше раздосадовался открытием, что его верховая зебра мертвым-мертва, а вся кровь у нее высосана через единственную ранку на горле. Его вьюк был распотрошен, из него выпало несколько блестящих безделиц, и повсюду в пыли виднелись следы, схожие с отпечатками громадных перепончатых лап — следы, которым он не находил объяснения. На ум ему пришли рассказы и предостережения собирателей лавы, и тут он стал думать, чем же задевало его ночью по лицу. Потом он закинул за плечи свой вьюк и зашагал к горе Нгранек, не без дрожи увидев поблизости от себя, когда дорога проходила через развалины, огромную низкую арку, зияющую в стене старого капища, и ступени, уводящие во тьму дальше, чем проницал его взгляд.
Путь его теперь лежал в гору среди более диких и местами лесистых окрестностей, где он видел лишь хижины углежогов и стоянки тех, кто собирал ликвидамбру в рощах. Воздух был напоен бальзамическими ароматами, и дра-птахи рассыпали беспечные трели, сверкая на солнце всеми семью цветами радуги. Перед заходом солнца он снова набрел на стоянку собирателей лавы, возвращавшихся с тяжелыми мешками с нижних угорий Нгранека, и здесь же разбил свой лагерь, и слушал песни и рассказы этих людей, в том числе и перешептывания об их пропавшем товарище. Тот взобрался повыше, чтобы добраться до скопления хорошей лавы, и с наступлением темноты не вернулся к своим собратьям. Когда на другой день они стали искать пропавшего, то нашли лишь его тюрбан и никаких следов на утесах внизу, куда он мог бы упасть. И они прекратили поиски, потому что среди них был старик, сказавший, что толку не будет. Никто еще не нашел того, что взяли костоглодные черничи, хотя сами эти бестии были настолько сомнительны, что казались почти баснословными. Картер стал спрашивать, пьют ли костоглодные черничи кровь и любят ли то, что блестит, и оставляют ли отпечатки перепончатых лап, но все качали отрицательно головами, хотя было заметно, что их пугают такие вопросы. Увидев, сколь они сделались несловоохотливы, он больше не стал расспрашивать и, завернувшись в одеяло, уснул.
На следующий день он поднялся вместе с собирателями лавы и распрощался с ними, поскольку они направляли свой путь на запад, он же, на купленной у них зебре, направил путь на восток. Старшие среди них обратились к нему с добрым напутствием и предостережением, советуя ему не взбираться слишком высоко на Нгранек, но, хотя он и поблагодарил их от всего сердца, его было ни в какую не отговорить. Ибо он, как и прежде, чувствовал, что должен найти богов на неведомом Кадате и выпытать у них дорогу в тот ставший наваждением чудный город в лучах заката.