Некровиль

Ничего. Пустота. Я там же, где всегда. Никогда не уходила. Дождь барабанит по крыше, ветер проверяет черепицу на прочность. Я выключаю музыку – глупая, подростковая дребедень. Быстро собираю фотографии, запихиваю в ящик стола. Хотя в комнате холодно – мне никогда не было по-настоящему тепло в Тайном месте, – сбрасываю тельбу и остаюсь в нижнем белье. Чувствую себя старой дурой, сгорающей от стыда, потому что ее застукали, когда она трогала себя в туалете. Я содрогаюсь от смущения.

Иди спать, Фодаман. Завтра много дел.

Я очень боюсь, что теряю ее.

* * *

Пребендарий Клады в затруднении.

– Меховая или шелковая… – говорит она, сидя на кровати между двумя тельбами. – Я не знаю. Помоги мне, Фод.

– Шелковая, – говорю я без малейшей уверенности. – Это вечеринка, там будет жарко.

Шодмер надувает губы, берет любимую меховую, затем уступает и кладет обратно. Мы одеваем ее в красивую парадную тельбу из шелка. Мифические животные танцуют на подоле и отворотах брюк.

– Думаю, ты права, – говорит она.

– Хорошо, теперь зеркало. – Я сажаю ее на кожаный табурет перед гримерным столиком. Медленно разрисовываю ее лицо. Она хмурится, глядя на белые пятна на лбу, охряные полосы на губах и подбородке.

– Шесть лет – важный возраст, – говорю я ей. – В этом возрасте ты получаешь душу и становишься человеком. До того ты лишь прообраз человека, нереализованный потенциал.

Она морщится.

– Сиди спокойно, – приказываю я, думая, что такова реакция взрослого наульца на реалии жизни шестилетнего фанадца. Морщины становятся глубже, отражая физическую боль. – Опять?

Шодмер кивает.

– Пройдет.

– Принесу обезболивающее. – Я уже на полпути к аптечке.

– Я же говорила тебе, от них никакого толку! – огрызается маленькая девочка. Мигрени начались неделю назад и с тех пор становятся все более частыми и продолжительными. Мы только их и обсуждаем на встречах «Команды ксено».

– Вероятно, это распаковка нового слоя воспоминаний, – сказал Дегра Дунн.

– Или все начинает разваливаться, – предположил Марбанд Тетревер.

– Они достаточно узнали о нашей культуре, чтобы написать нужную программу для шестилетки.

– О культуре Ан-Шабы или всей планеты? – уточнил Бент Гаул, харпандиец.

Правда в том, что мы все «-логи» и «-исты», и все, что мы знаем – это «-измы», а еще с пребендарием ничего не происходит без причины. Но я внезапно понимаю, что мне невыносима мысль о том, как пребендарий – старая/молодая, мудрая/наивная, невинная и ученая – погибнет у меня на глазах. Беспомощно стою возле аптечки, зная, что ее содержимое с этим не справится, и вижу, как боль достигает пика, переваливает через него и, выдав пару афтершоков, проходит. Шодмер улыбается, и мы снова готовы краситься и наряжаться.

Вечеринка скучная, довольно маленькая. У большинства постоянных сотрудников есть дети, как и у некоторых специалистов и младших дипломатов. Все разоделись в пух и прах, выглядят так, словно хотели бы оказаться где угодно и заниматься чем угодно, только не стоять рядком под фонарями из слоновой кости в Летнем зале, пока пребендарий марширует мимо, будто генерал на смотре. Три фракции – местные, гости-дипломаты и пребендарий – проводят первые пятнадцать минут, подозрительно поглядывая друг на друга. Послы суетятся, как неженатые дяди и тети, чувствуя ответственность за веселье, но не зная, как его создать. Музыкальный автомат играет хиты; они отражаются эхом от резных балок у высокого потолка и превращаются в надоедливый звон в ушах. Интересно, ненавидит ли Шодмер происходящее так же сильно, как я? Выскальзываю из круга заботливых взрослых, наблюдающих за напряженными попытками развлечься: мне нужен столик с напитками покрепче. Та-Гаххад уже расположились в непосредственной близости от него.

Первая порция аквавита идет плавно. За нею следует вторая.

Кларриг смотрит на меня.

– Я думал, ты на боевом дежурстве.

Пропускаю его слова мимо ушей. От первого стаканчика спиртного внутри меня разгорается яркий свет, и я чувствую, я вижу. Я за рулем. Черный пластик пахнет весенним солнцем. Кресло подстраивается под мое тело. Брелок с крестом Дорти, приносящим удачу, громко стучит о рулевую колонку, двигатель с урчанием оживает. Срабатывает трансмиссия, и автомобиль пускается в путь по булыжной мостовой.

Пребендарий играет в «припыленные колокольчики»[249]. Доброжелательные дипломаты стоят вокруг, хлопают в ладоши и подбадривают ее, пока она шныряет то в круг детей, держащихся за руки, то из круга. Дети выглядят раздосадованными. Шодмер сияет. Инопланетянка.

Я тебя похлопаю по плечу – тук-тук-тук!..

Она на голову, а то и на две ниже мальчика из Будайнта, но тот выбывает из круга и становится позади посланницы. То в круг, то из круга, стряхнем пыль с колокольчиков…