Некровиль

– Это правда? Как такое может быть правдой? Кто об этом знает? – Серейен попытался отодвинуть Фейаннена, обрести контроль и во всем разобраться. Одним из первых уроков, преподанных пастырями Дома многообразия, был этикет перехода между конфликтующими Аспектами. Война внутри разума, битва самостей. Он еще мог понять вражду между братьями и сестрами, умноженную до космического масштаба. Но как могли воевать друг с другом целые виды?

– Власть имущие, – сказал Кьятай, а потом прибавил, повернувшись к хозяину чайной: – Открывайте ставни. Вам ничто не угрожает. Даю слово. – И снова к Серейену: – Политики, некоторые высокопоставленные академики и законодатели. И мы. Не ты и тебе подобные. Но никто не хочет пугать народ. Поэтому мы критикуем анпринских пребендариев и подвергаем сомнению правомерность их присутствия в нашей системе. Возможно, иногда все оборачивается ксенофобией и насилием, но это нормально, такова цена, она ничтожна по сравнению с тем, что случится, если гости привлекут к нашему порогу врагов, которые их уничтожили. Ну же. Пора уходить.

Хозяин чайной поднял ставни. Снаружи протестующие вежливо расступились, когда Кьятай вывел беглецов. Никто даже не пикнул, когда Сериантеп в своей нелепой, смертельно опасной одежде не по погоде ступила на булыжную мостовую. Огромные Зимние часы на башне Алайнеденг показывали двадцать минут шестого. Скоро начнется утренняя смена, в уличных забегаловках растопят печи и нагреют сковородки.

В толпе зашептались, когда Серейен взял Сериантеп за руку.

– Это правда? – тихо спросил он.

– Да, – ответила она. – Правда.

Он посмотрел на небо, где еще три бесконечных месяца будут сиять звезды. Полярное сияние свернулось кольцом и забилось в конвульсиях над съежившимся от холода Янном. Звезды походили на хрустальные наконечники копий. Вселенная была огромной, ледяной и враждебной человечеству, величайшей из Великих зим. Он никогда не врал себе, что все иначе. Электроснабжение восстановили, шлемы спецназовцев и панцири дронов особого назначения блестели желтым в свете уличных фонарей. Серейен сжал пальцы Сериантеп.

– По поводу того, о чем ты спрашивала…

– Когда?

– Тогда. Да. Я согласен. Я полечу с тобой.

Торбен растворяется

Анпринский ледяной корабль повернулся лицом к солнцу и засиял, словно звезда. Корабль представлял собой осколок смартльда, был замысловат, как снежинка, а по прочности превосходил любую конструкцию тейских инженеров. Торбен завис в невесомости в обзорном куполе на пересечении солнечных крыльев. Анприны, неотличимые от рассеянных по корпусу наночастиц, не нуждались в таких архитектурных изысках. Они взаимодействовали с космосом через органы чувств; фрактальная оболочка корабля была одной большой сетчаткой. Они вырастили пузырь из чистого и абсолютно прозрачного строительного льда ради удобства и удовольствия человеческих гостей.

Торбен был единственным обитателем купола и единственным пассажиром чуждого, парадоксального корабля. Попутчик ему бы пригодился. Попутчик разделил бы с ним ежедневное, почти ежечасное изумление при виде странного, нового и удивительного. Другие Аспекты испытали вместе с Торбеном благоговейный трепет и осознали свое привилегированное положение, когда кабина космического лифта – анпринского подарка народам Тея – достигла орбиты и там состыковалась с ледяным кораблем, который вышел из тьмы и вспыхнул серебром. Когда Торбен неуклюже вплыл в звездный купол и потрясенно осознал, что пересадочная станция – всего лишь скопище навигационных огней, почти затерянных на фоне звездного неба, Аспекты ощутили его интеллектуальное ликование. Ледяной корабль как будто не двигался. Тело Торбена не ощущало даже намека на ускорение. Он был прав, когда предположил, что анприны могут изменять топологическую структуру пространства-времени, но рассказать об этом мог лишь своим самостям. Анпринский экипаж – Торбен не знал, состоит ли он из одного индивида или многих, и не факт, что это имело значение, – держался особняком, как подобает чужакам. Изредка, проплывая в моноласте и паутинных перчатках по коридорам, обшитым панелями из настоящего дерева, взмахивая руками в плотном, влажном воздухе, он краем глаза замечал вихрь серебристых пылинок, который кружился и изгибался, словно пойманный в ловушку водяной смерч. В его присутствии эти «смерчи» всегда исчезали. Но лед за деревянными панелями ощущался живым, подвижным, разумным и как будто сдавливал Торбена.

Сериантеп улетела несколько месяцев назад, сказав, что у нее есть кое-какие дела.

Устроили вечеринку; в анпринской миссии на вечнозеленом, плодородном склоне одного из вулканических островов архипелага Сулань, вечеринки случались часто. Собратья по Консерваторию, пресса и пиарщики из Ктарисфея, политики, родственники и анпринские пребендарии, одинаково красивые и потому жутковатые.

– Суть в том, что в обиталище «Тридцать три: покой внутри» можно заниматься научными исследованиями, – сказала Сериантеп.