Некровиль

Записка осенним листом плавно опустилась на пол, где уже лежали сотни таких же. Когда Торбен вошел в воду, ноги свело судорогой. Он ахнул от электрического покалывания, затем рассмеялся, перевел дух и нырнул. Наночастицы окружили его роем и начали разбирать на части. Когда обиталище «Тридцать три: покой внутри» сошло с орбиты Тейяфая, оставив космический лифт извиваться, будто перерезанная артерия, дно Дома пилигримов распахнулось и соединенные воды упали во внутримировое море, словно слеза.

Йедден убегает

Йедден падал восемьдесят лет: мертвый, как камень, безмолвный, как свет. Каждые пять лет на околосветовой скорости его чувства пробуждались на несколько субъективных минут, чтобы отправить назад горстку фотонов и проверить, по-прежнему ли охотник идет по следу.

Сместившись в красную сторону спектра на едва уловимую величину, фотоны сообщали: «Да, все еще там, все еще догоняет». Затем он отключал свои чувства, ибо даже эта краткая вспышка, даже этот всплеск радиации, смещенный в синюю сторону гамма-частот в поле вражеского двигателя, выдавал его. Прошли десятилетия с тех пор как он в последний раз рискнул включить скалярный двигатель. Искажения пространства-времени растрезвонили его местоположение почти на весь квадрант. Пришлось разгоняться, чтобы мчаться во весь опор, почти со скоростью света, пусть это и означало уменьшение массы рабочего тела до опасных пределов, за которыми некогда и нечем будет тормозить. Затерявшись во тьме, бесшумный и быстрый, он продолжил удирать, исказив время таким образом, что годы превращались в часы.

В промежутках между пробуждениями Йеддену снились сны. Он грезил о миллиардах жизней, о десятках рас и цивилизаций, с которыми анприны столкнулись за время своего долгого пути. Протяженность их истории ошеломила Йеддена: как будто он собрался поплавать и, посмотрев вниз, обнаружил там не зеленую воду лагуны, а четкий синий обрыв континентального шельфа. До того, как анприны окружили свое солнце таким количеством обиталищ, что оно стало различимым только в виде обширного инфракрасного свечения; до того, как одна из волн экспансии привела их в ту систему; и даже до того, как их раса вышла в космос; в эпоху обычных тел они были любопытным народом экстравертов, стремящихся изучать сходства и различия между прочими подвидами Панчеловечества. Теперь записи о сотнях цивилизаций, с которыми они контактировали, хранились в спиновых состояниях квантовой снежинки, где обитала и душа Йеддена. Культуры, обычаи и формы человеческого жития были смоделированы в таких подробностях, что Йедден при желании мог бы провести эоны, погружаясь в одну симуляцию за другой. Еще до того, как анприны добрались до луны своего родного мира – ныне давно переработанной, – они повстречали зонд Эккады, который вот уже триста лет летел под фотонными парусами, отправленный в тысячелетнее странствие в поисках годных для колонизации планет. Переделывая пояса астероидов в многочисленные обиталища, они одновременно вели свирепую войну за ресурсы с астероидными колониями Окранда, которые обитали в той же системе двадцать тысяч лет, никем незамеченные. Обреченная цивилизация Окранда напоследок совершила великое зло и выжгла родной мир анпринов до каменного основания, но те успели поглотить и запечатлеть прекрасную, безумно сложную иерархию каст, классов и обществ, развившихся в барочных пещерах преображенных астероидов. Перехваченный радиосигнал вынудил анпринов покинуть облако Оорта и преодолеть двести световых лет, чтобы повстречаться с поразительным сообществом Джада. У джадийцев анприны научились технологии п-загрузки, превратились в облака наночастиц и стали настоящей цивилизацией II типа.

Люди и звери, машины и леса, архитектура и система моральных ценностей, а также бесчисленные истории. Среди сотни рас, превратившихся в экспонаты кунсткамеры и примечания на полях, были и те, кто уничтожил анпринов, те, кто теперь охотился за Йедденом, на протяжении многих лет сокращая разрыв метр за метром.

Поэтому он проводил часы – и годы, – погрузившись в грандиозный ежегодный эйстетвод в мире Баррант-Хой, где одно из первых поколений кораблей-сеятелей («первых» в том смысле, что это семя было правнуком первого цветения мифической Земли) затянуло в объятия огромного, медлительного газового гиганта, богатого углеводородами, и в результате возникла блестящая и хрупкая воздушная культура: там города-дирижабли витали на краю колоссальных штормов, способных устроить Всемирный потоп на отдельно взятой планете, и песни соревнующихся участников фестиваля – летающих паукообразных существ размером с горы и хрупких, как пчелиные соты, – сталкивались инфразвуковыми волновыми фронтами, с километрами между пиками на графике, и преображали целые климатические зоны. Баррант-Хой совершал полный оборот вокруг своего солнца за удвоенный срок жизни стандартного гуманоида. Анприны случайно наткнулись на паучьи музыкальные состязания, запечатлели мелодии, освободили их из гравитационного плена газового гиганта и вручили великой Кладе.