Некровиль

Верхняя галерея, где никогда не бывало так шумно, как на нижних уровнях аркосанти, в эту Ночь мертвых практически пустовала. Живые воскрешали их, давая возможность трудиться, взирали на них с высоты своих жилищ, питались плодами, политыми их потом, а в ночь карнавала веселились вместе с ними.

Они перешли мостик, оставив позади сверкающий атриум. Перед ними простирался нанотехнологический ад производственных зон.

– Muy imponente[160], – прошептала Шипли, кутаясь в резиновую куртку с шипами – под стать дивану[161], – которую она вызволила из пентхауса Туссена.

Расстояние между геотермальными ядрами, высасывающими сейсмическую энергию из лос-анджелесской разломной зоны, и похожими на торт «наполеон» пластинами атмосферной установки, излучающей отработанное тепло в ночное небо в виде термодинамического шлейфа, видимого с Луны, составляло один километр. Между высокой дамбой, пересекающей тектофабричное ядро, и освещенными окнами отдела управления и производственного контроля тоже был километр. Внутренность огромного цилиндра была на две трети заполнена эволюционными машинами – шаровидными ферментерами, каждый по сто метров в поперечнике, окруженный кишками трубопроводов, воздуховодов, электрических кабелей. Туссен всегда воображал, что слышит, как внутри кипят и бурлят текторы, воспроизводя себе подобных из химического сырья. Огромные живые органы внутри корпоративного тела; железы, выделяющие гормоны, которые добывали нефть из камня, воду из скал, строили дороги из песков пустыни, поднимали города из пыли, выплавляли автомобили из шлака, компьютеры из мусора, лекарства из пластикового мусора, удобрения из облаков. И еще они воскрешали мертвых.

– Дерьмо, – сказал он. – Органическое сырье для процесса Теслера получают из канализации.

– Мы рождаемся между калом и мочой,[162] – процитировал Квебек. – Клады используют кометный лед. Грязную воду.

Туссен вспомнил, как стоял здесь в последний раз: отец приближался к нему от дверей лифта, ведущего на вершину шпиля.

– Сынок. – Этот темный старомодный костюм, эти глаза, черные от поляризованных контактных линз; эти безупречные манеры и мягкий голос, заставивший многих поверить в его податливость. Они поплатились за свою ошибку.

– Я стал другим.

– Ах да. Туссен. Друзья тебя так называют, верно? Хочешь, чтобы я обращался к тебе так же?

– Нет. – Внезапно ему стало стыдно за избранные имя и личность. Он смутился, как подросток. – Ксавье. Если тебе нужно называть меня как-нибудь, называй по имени, которое сам и придумал. Но я тебе не «сынок».

– Ксавье. Дизайнеры наркотиков, бездельники, занимающиеся небесным серфингом, скучающие светские девицы с мозгами между ног, золотоискательницы из Города утопленников, ищущие путь в приличное общество: я очень сомневаюсь, что такая компания будет тебе полезна.

– Я выбираю друзей не с точки зрения их «пользы».

– Конечно. Само собой. Но, прости за банальность, «когда-нибудь все это будет твоим, сын мой» – а у тех, кто связан с корпорадами, хорошая память на скандалы. Знаю, ты этого не желаешь, но оно твое. Так положено. Этого требует преемственность. Твоя ДНК включена в коды доступа, это было сделано сразу же после того, как ты появился на свет. Просто призови их, когда захочешь, и они будут служить тебе. Я знаю, в двадцать один год все это пугает. Ступай куда хочешь, прислушайся к своей жажде странствий. Присоединяйся к águilas – это славная, здоровая жизнь, они хорошие люди, судя по тому, что я о них знаю, – иди и летай с ними, живи с ними, будь одним из них. Если понадобится оборудование, модификации, что угодно, я заплачу. Если тебе надо к ним – ступай к ним, и когда будешь готов, сколько бы времени это ни заняло, возвращайся и займи свое законное место.

– Мне не нужно твое разрешение. Если я присоединюсь к águilas, то только потому, что хочу быть кем-то другим, а не наследником престола. Если я попрошу дать мне свободу, позволить уйти и не возвращаться, ты на такое осмелишься?

– Свобода – это иллюзия. Спроси своих приятелей-águilas. Они добиваются свободы только путем коварнейших компромиссов с законами, гораздо более неумолимыми, чем те, которые действуют здесь.

В тот же день Туссен пошел к Сантьяго и одолжил денег на модификацию тела, чтобы стать настоящим águila.

– Грезишь наяву, да? – Непристойная фамильярность прикосновения Хуэнь/Тешейры к руке заставила его резко очнуться. – Давай, мясо, у нас дела. Надо кое с кем повидаться.

Насколько велики должны быть грехи отца, чтобы сын мог небрежно размышлять о его убийстве?

Прога лифта неохотно приняла идентификационный код Туссена.

– Отвези нас в отдел управления данными, – объявил Квебек.

Лифт услышал, но не подчинился.

– Для этого нужен код безопасности, – объяснил Туссен.

– Пожалуйста, введи его.

На центральной колонне из патинированного дерева услужливо выступила наборная панель с десятью кнопками.