Некровиль

– Они занимаются этим с наступления темноты, – прокричала Нуит ему в ухо. – Здесь быстро теряешь счет времени. Измененные состояния сознания, что-то из этой области.

Она отыскала Камагуэю место на полу в конце третьего ряда, недалеко от двери. Справа от него бритоголовая чернокожая женщина хлопала в ладоши, не обращая внимания ни на что, кроме своей роли в великой музыке. Камагуэй попытался уловить сложный ритм и в отчаянии покачал головой.

– Хлопай и ни о чем не беспокойся, – велела Нуит. – Во время Раскола никто никогда не знает заранее, какой будет музыка. Источником вдохновения может стать что угодно: уличное движение, жужжание насекомых, стук дождя по крыше. Это всегда импровизация, всегда разная, всегда меняющаяся в течение ночи. Расслабься. Отключи самоконтроль. Позволь себе быть удивленным, раненым, испуганным, убитым: неважно, любой вариант сойдет. Это твой выбор. Отпусти ситуацию. Не позволяй, чтобы у тебя отняли возможность выбирать.

«Но как…» – хотел было спросить Камагуэй, как вдруг хлопающую музыку подхватили и вручили ему. Он поймал ее в ладони. Повертел туда-сюда. Он ею воспользовался, как будто давным-давно знал этот ритм, и, хлопая, услышал эхо в ладонях тех, кто сидел рядом. Индианка двумя рядами впереди, шесть мест в сторону. Мужчина с лицом Богарта через двенадцать человек от Камагуэя. Андрогин с шакальей головой древнеегипетского бога в заднем ряду, прямо у него за спиной. Пока он слушал, ритм его ладоней подстроился под их ритм. И по мере того, как ритмы сливались, он переставал слышать остальных. Справа от него не было никакой чернокожей. Слева не сидела Нуит. И самого Камагуэя тоже не было. Только ритм. Сам не понимая, как ему это удалось, он отсчитал сложный цикл пять на пять, а потом передал музыку на другую сторону промежутка.

Третий глиняный кокон затрясся. Саманный панцирь прогнулся и треснул, осыпаясь чешуйками желтой глины.

Ритм еще дважды преодолел рубеж.

Третий кокон раскололся. Внутри шевельнулось что-то темное.

Наружу высунулась рука. Черная, с белой ладонью. Вторая рука. Кокон раскололся посередине и развалился на две части.

В руинах кокона лежала молодая чернокожая женщина. Она была обнажена. Ее грудь вздымалась от усилий, потраченных на разбивание глины. Глаза закрыты, на лице поочередно отражались недоумение, подозрение, надежда, испуг, возбуждение. Чернокожая села прямо, отряхивая прилипшую глину с груди, тыльной стороны ладоней, лица. Она стерла гель-герметик с глаз и уставилась на свои руки. Исследовала себя – кисти и предплечья, ладони и ступни, бедра и торс, – разглядывала свою неоспоримо реальную плоть.

– Сначала думаешь, что это трюк, сон с изнанки смерти, – сказала Нуит. Теперь все коконы откликались на музыкальный призыв. Из одних восставали воскресшие мужчины и женщины, другие покрывались трещинами, третьи просто дрожали в такт хлопкам. Без какого бы то ни было сигнала, словесного или нет, музыка, которую играли при помощи рук, превратилась в нежную песню пальцев: ими щелкали, терли о бетон. Ритм пришелся Камагуэю в самый раз, словно пара старых кожаных перчаток. – Потом задаешься вопросом, не была ли прежняя жизнь, которую ты помнишь, всего лишь сном: одно индейское племя верит, что конец света наступит на третий день существования мира, а то, что мы считаем реальностью – всего лишь сны последней ночи. Наконец начинаешь понимать, что тебе говорили правду. Да: ты прошел через смерть, и тебе больше не нужно ее бояться. Да: твое тело вновь юное, и все его изъяны, которые делали тебя таким несчастным, исправлены. Да: оно никогда не состарится, никогда не станет уродливым, никогда не подведет так, как это сделало старое мясное тело. Да: жизненный опыт, воспоминания и мудрость по-прежнему с тобой в этом новом теле. Да: все это воистину твое. Взгляни на нее, Камагуэй, ты только взгляни на нее.

Чернокожая женщина стояла на коленях среди глиняных осколков. Она обнимала себя за плечи, бессознательно раскачиваясь в такт музыке пальцев. Слезы безграничной радости текли по ее лицу, блестя в свете свечей.

– Не надо думать о цене, которую придется заплатить, Камагуэй; какова бы ни была эта цена, оно того стоит, и даже больше.

На лице воскресшей промелькнуло решительное выражение. Она вытерла слезы и попыталась встать. Раз, другой – новорожденные мышцы подвели ее. В третий раз она поднялась, стойка вышла уродливая и неуклюжая. С нее струился пот, тело дрожало от усилий.

Мертвецы в первом ряду поднялись, подхватили ее и обняли. Из других коконов восставали новые, делая первые неуверенные, но ликующие шаги. Собрание делилось на части по мере того, как воскресших принимали в новые семьи.