Некровиль

Миклантекутли забралась на капот, а затем на крышу припаркованного грузовика. Нашла точку опоры на хлещущей водосточной трубе, вскарабкалась на нее, потом прыгнула и ухватилась за нижнюю ступеньку выдвижной пожарной лестницы. Лестница с грохотом ринулась вниз. Ананси помчалась к ней и к тому времени, когда Сантьяго вскарабкался на крышу грузовика, была уже на уровне третьего этажа. Узкий переулок содрогнулся от вопля древней твари, которую пробудили от смертельного сна, и вторая тварь ответила с другого конца.

– Что это? – Сантьяго остановился на площадке пятого этажа, чтобы перевести дух.

– Скоро узнаешь.

Лицо Миклантекутли исказилось от свирепого ликования.

«Ей это нравится, – подумал Сантьяго, следуя за Миклантекутли по крышам мимо самодельных спутниковых тарелок из проволочной сетки, воздуховодов и ржавых, унылых каруселей с мокрым бельем. – Нет никакой разницы между охотником и объектом охоты. Преследователь становится преследуемым: в этом вся тайна. И преследуемый – преследователем?»

Он оказался на узком кирпичном парапете, за которым простирался головокружительный обрыв и – тридцатью метрами ниже – какая-то из улиц Святого Иоанна. Не смотри на дождь. Не следуй за каплями в пропасть, освещенную уличными фонарями. Миклантекутли побежала по самому краю, чтобы присоединиться к Ананси, которая махала им с изогнутого деревянного мостика – явно самодельного, – перекинутого между крышами. Она была великолепна, дика, беспечна, расчетлива, ужасна. Она с беспечной подсознательной легкостью обитала в том потустороннем месте, к которому Сантьяго стремился с тех пор, как на вечеринке по случаю шестнадцатилетия испытал мрачное откровение. Он понял, что другого способа попасть туда нет. Осознанность разрушала то, что он хотел испытать, поскольку оно базировалось на бессознательном ощущении своей телесной природы. Осознав, что обладаешь искомым, ты тянулся к нему, чтобы схватить и удержать, но терял. Животное знание. К нему нельзя прикасаться ни руками, ни разумом.

Позади и внизу снова взревел охотник. В этом вопле безошибочно угадывались обертоны чистого разочарования.

Они пробежали по мосту и очутились в зарослях марихуаны. Целый гектар зелья простирался вокруг центрального светового колодца cuadra. Некоторые кусты вымахали в человеческий рост, набравшись силы и мощи благодаря лос-анджелесскому солнцу, смогу, муссонам и удобрениям. Ранний урожай развесили на крюках, защищенных крышей из прозрачного пластикового листа, который просел от собравшейся дождевой воды.

Охотники взревели в унисон.

– Ублюдки все еще преследуют нас, – прошипела Миклантекутли. – Сантьяго, ты вперед. Ананси – направо. Я пойду налево. Хочу посмотреть, как они выглядят. Тому, кто высунет башку над краем крыши, соски оторву.

С участка фасада, который достался Сантьяго, открывался вид на сеть широких улиц, где существо, способное издать такой вопль, продемонстрировало бы себя за километр. Он ничего не увидел. Но охотники были где-то рядом. Их выдавало отсутствие вездесущей некровильской ночной жизни.

– Единственный путь вниз, кроме главной лестницы – веревочный подъемник, на котором возят собранную травку, – доложила Ананси. – Если только мы не хотим вернуться той же дорогой, какой пришли. Мило, Миклан. Умно.

– С моей стороны прыгать некуда, слишком большое расстояние, – сказала Миклантекутли. Ананси и Сантьяго признались, что с их секторами дело обстоит не лучше. – М-да. Итак, мы здесь, на крыше, по уши в ганже. Ананси, раз уж ты выразила сомнение в моих лидерских качествах, скажи – что нам делать дальше?

– Нет, Миклан. Только не я. Пошли его. Я не буду этого делать. Это самоубийство.

– Потому я и не могу послать его, Ананси. И, увидев твою открытую враждебность по отношению к моему старому другу и коллеге-художнику, я не могу доверить тебе присматривать за ним, если сама уйду. Он мясо, не забывай – а мясо штука нежная. Ты быстра, хороша; ты сможешь удрать. Ты, вероятно, справишься. А если нет, то разве минус один не лучше, чем минус три?

– Иди ты в жопу, Миклан.

– Очень любезно с твоей стороны.

Когда строптивая подручная Миклантекутли забралась на платформу подъемника, предводительница продолжила:

– Ананси, некоторые люди с радостью ухватились бы за возможность выступить на столь необычной сцене, заплатив за участие в эксклюзивном концерте всего лишь болью. – Она нажала на кнопку и отправила Ананси вниз. Сантьяго наблюдал, как платформа медленно вращается на тросе, спускаясь под дождем: маятник Фуко, обремененный одной жизнью. – Конечно, кое-кто может не поверить, что на крыше была всего одна жертва, но именно такие не поддающиеся оценке мелочи и придают игре остроту.

Ананси достигла земли. Она знала, что лучше не поднимать глаз и не махать рукой. Умчалась в лабиринт улиц к западу от cuadra уверенной, неутомимой трусцой охотника, словно волчица.