Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

– По совести, натощак не лягу. Ужинать не буду, но тарелочку кислой капусты и квасу кувшинчик на сон грядущий приму, чтоб в горле не пересохло[35].

Приведенный рассказ есть подлинная литература, пример живого, сочного мемуара, просто устного по форме, однако при этом безукоризненного по исполнению.

Запись эта была сделана в свое время А. М. Тургеневым (1772–1863). Он занимал разные военные и чиновничьи должности (был адъютантом московского генерал-губернатора, возглавлял брест-литовскую и астраханскую таможни, медицинский департамент.

Но для меня сейчас важно то, что в квартире А. М. Тургенева на Миллионной улице, когда он уже был в отставке, собирались литераторы и читали свои произведения, и среди них были И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, И. А. Гончаров и др. И особо он принимал у себя И. А. Крылова и записывал его анекдоты.

Подробнейшим образом А. М. Тургенев записал рассказ И. А. Крылова об обедах в Зимнем дворце и сделал этим великое дело, сохранив для истории великолепную устную новеллу великого баснописца.

* * *

Устное наследие И. А. Крылова практически никогда не собиралось. Коллекцию анекдотов и острот, с ним связанных, можно найти лишь в антологии «Русский исторический анекдот от Петра Первого до Александра Третьего» (СПб: Пушкинский фонд, 2017).

Анекдот в драматургии А. С. Пушкина

По научным представлениям, получившим классическое выражение в логических и искусствоведческих трактатах Аристотеля («Аналитика первая», «Аналитика вторая», «Топика», «Риторика» и др.), существуют очевидные доказательства, совершенно точно и определенно, без малейшей доли сомнений вытекающие из группы подобранных фактов, и доказательства, требующие специальной риторической разработки. Второй топ доказательств применяется, как правило, в случае опровержения распространенных, общепринятых мнений.

При обсуждении какого-либо спорного пункта зачастую становится недостаточным оперирование данными непосредственной реальности: конструируется некая ситуация (неважно, было ли место в действительности сообщаемое или нет, важно, что это могло быть, что это психологически убедительно), которая как раз и способствует принятию необычной и парадоксальной точки зрения. Аристотель назвал такой условный, диалектический в его понимании силлогизм энтимемой.

Как мне представляется, одним из видов энтимемы является анекдот. Точнее говоря, он вводится в беседу и в письменный текст именно в функции энтимемы. Вот что это за функция:

Вероятностный, или правдоподобный силлогизм есть тоже силлогизм. Однако он не столь самоочевиден, как силлогизм аподиктический, и требует для своей доказательности, чтобы доказывающий еще как-нибудь убедил своего слушателя при помощи приведения разных обстоятельств, логически не имеющих никакого отношения к силлогизму, но материально глубоко с ним связанных и делающих приводимое в данном случае доказательство вероятным, достаточно убедительным и достаточно правдоподобным[36].

Анекдот пушкинского времени во многом был энтиматичен. Он зачастую подключался к коммуникативному акту именно тогда, когда все остальные (стереотипные) средства оказывались уже исчерпанными и он должен был не столько убедить, сколько переубедить.

А. С. Пушкин очень тонко чувствовал и понимал природу энтиматичности анекдота. Посмотрим, например, как он ввел анекдот в художественную ткань своего «Скупого рыцаря».

В первой же сцене Альбер говорит об отце:

О! Мой отец не слуг и не друзей
В них видит, а господ, и сам им служит,
И как же служит? Как алжирский раб,
Как пес цепной. В нетопленой конуре
Живет, пьет воду, ест сухие корки,
Всю ночь не спит, все бегает да лает.
А золото спокойно в сундуках
Лежит себе. Молчи! Когда-нибудь
Оно послужит мне, лежать забудет[37]

.

Рассказ Альбера об отце не раз уже привлекал внимание исследователей.

В основе этого рассказа лежит анекдот о скупце, который, жалея денег на приобретение сторожевого пса, сам по ночам лаял у себя во дворе. Правда, все писавшие о данном фрагменте занимались лишь поиском источников, который, однако, никаких ощутимых результатов не дал[38], хотя совершенно очевидно, что в русском обществе имел хождение реальный анекдот, который и был введен А. С. Пушкиным в текст «Скупого рыцаря».

Успокоившись на этом утверждении, я устраняюсь от дальнейшего поиска источников анекдота о лающем скупце, ибо предпочитаю высказать ряд замечаний о характере и специфике этого анекдота в структуре «Скупого рыцаря».