Нелепые и безнадежные

В каждом поколении Дом избирал Хранителя Очага – того, кто будет следить за порядком. Все прочие проклятья обходили стороной Хранителей, что было, по мнению остальных членов семьи, нечестно. Их можно понять, ведь пока они так страдали, Хранители всего лишь следили за порядком в доме, из которого всего лишь не могли выйти больше, чем на день, дальше, чем на двадцать миль.

Почти все Хранители разочаровали Дом. С теми, кто не оправдывал Его надежды, Дом был безжалостен. Он обрушивал на них Свой гнев, сводил с ума, стравливал, душил, убивал. Многих Хранителей повидал Дом, и только Вадома Его не разочаровала, только она была достойна, лишь в ней Дом видел искреннюю преданность. Лишь ей Он позволил услышать Свой Голос.

Она так похожа на Него. Вадома была красивой, загадочной, привлекательной, но гниющей изнутри.

После Слияния Душ они стали единым целым. Сейкрмол и Вадома. Это и погубило Вими. После ее смерти Дом обезумел от горя, Он выл, извиваясь тенью вокруг ее тела, выл безутешно, выл, пока горе Его не прервал Пивэйн, сделавший то, на что даже у Него не было власти. Он смог вернуть ее к жизни. Хотя это была не жизнь.

– Принеси сердце, – приказал Пивэйн.

Он давно о чем-то задумался, всю дорогу молчал. Пивэйн чувствовал, что волна ужасов и кошмаров вот-вот накроет сознание. Нужно сердце. Немедленно.

– Что, прямо сейчас? – недовольно поморщилась Вадома, она только села.

– Да, сейчас! – раздраженно прохрипел Пивэйн.

Терпение его было на исходе, он чувствовал, что теряет контроль.

– Человеческое или воронье? – уточнила Вадома, неторопливо направляясь в кладовую.

– Оба.

Глава 6. Крипи

Голова раскалывалась. Последствия ночей, проведенных за кровопролитными обрядами. Утром тело перестает слушаться, все конечности немеют, в голове крутятся сотни мыслей, которые, кажется, готовы вот-вот продрать острыми когтями череп изнури. Словно похмелье, только без веселой ночи. Видения, кошмары, демоны – все они были неизменной частью жизни Пивэйна Лаветта, его сущности, его проклятия.

Он, в отличие от других членов семьи, смирился со своим проклятьем и научился использовать его. Хотя сложно сказать, что именно было проклятьем Пивэйна, а что вытекающими из него последствиями – видения Адовой пропасти или же преследование духом брата? Разницы, если подумать, никакой нет. Пивэйн страдал от галлюцинаций и от вечного присутствия призрака, твердящего, что это должен был быть он.

Нужно вставать, дел слишком много, чтобы откладывать их.

Пивэйн не знал, как долго он был в трансе, но по онемевшему телу, головным болям и жуткому голоду он догадался, что долго. Пивэйн с трудом открыл глаза.

Бордовые шторы, темно-синий махровый ковер, невозможно жесткая, неудобная во всех отношениях кушетка синей отделки. Он понял, в какой комнате находился. Одна из любимых гостиных отца. Раньше на этой самой кушетке он сидел, покуриваю трубку, расшучивался перед своими пьяными дружками и флиртовал с проститутками из Лундона, которых зачем-то пытался выдать за благородных дам.

От воспоминаний о нем сделалось еще тошнее. Пивэйн попытался встать, но тело не слушалось. Он вернулся в прежнее положение, только устроив голову поудобнее на подлокотнике, на котором удобства нельзя было достичь никоим образом. Он ненавидел эту кушетку, но, как ни странно, почти каждый раз после транса просыпался именно здесь. Ха! И не лень ей было переносить его сюда? Черт с ней, с ленью, но ведь он весит раза в два больше, чем Вадома, но каждый раз она умудряется перетаскивать его именно в эту самую ненавистную комнату. Женщина!

Кстати, где она? Пивэйн с трудом снова открыл глаза и осмотрел комнату. Либо Вадомы нет в комнате, либо она сидит прямо за кушеткой, там, где он не мог ее видеть, и насмехается над ним. Такое случалось не раз.

Тик-так-тик-так – стучали часы. Тик-так-тик-так. Каждый «тик» врезался в голову, как гвоздь, а «так» служил молотком.

Пивэйн выругался, затыкая уши.

Тик-так. Тик-так. Тик…

Така за тиком не последовало. Пивэйн поднял руками голову, в недоумении посмотрел на часы. Остановились. Что ж, старая штука. Как и все в Сейкрмоле.

Но прекратили издавать звуки не только часы. Стены перестали гудеть от порывов ветра, дождь не барабанил по карнизам забитых окон.

– Крипи, – вздохнул Пивэйн. – Только тебя мне не хватало.

Из темного угла остановившейся во времени комнаты вышел Крипи, пошаркивая копытцами по половицам.

– Привет, Пив, – хрюкнул он, приветственно маша хвостом с маленьким треугольным жалом на конце. – Как поживаешь?

– Как поживаю? Как поживаю?! Ты это серьезно? – возмутился Пивэйн, и без того обозленный наиглупейшим своим положением, в котором только черта не хватало для полноты картины.

– Раз можешь кричать, то все не так уж и плохо, а, Пив?

Кустистые брови – единственные волосы на голове чертенка – игриво запрыгали на зеленом пупырчатом лице.

– Да ты еще и издеваешься надо мной! Чего тебе нужно?

Рогатый гость выдержал небольшую паузу, комично вытягивая в трубочку болотно-зеленые губы, оголяя черную бездну рта. За двадцать пять лет ни одна ужимка Крипи не переменилась.