Нелепые и безнадежные

Изнемогающий на жесткой кушетке собеседник вопросительно посмотрел на него.

– Я – бес второго уровня, Пив, – принялся разъяснять недогадливому подопечному Крипи. – И я до мурашек боюсь этого дома, тебя это не настораживает? Ни о чем не говорит, нет?

– Я знаю, что это место проклято. Отлично знаю. Давай ближе к делу, – раздраженно поторапливал его Пивэйн. Желудочный сок начинал разъедать жизненно важные органы. – Я хочу есть. Скоро придет Вими.

От этого имени черта передернуло.

– Бр-р-р, она и при жизни-то у тебя не ангелом была, а теперь…

– Не смей так говорить, она до сих пор жива, и ты знаешь об этом! – прорычал Пивэйн. Копье собственного голоса пронзило его барабанные перепонки.

– Живой труп – он, конечно, живой, – согласился черт. – Но все мы понимаем, что это уже не жизнь, Пив.

Крипи с неподдельной жалостью посмотрел на Пивэйна, и жалость эта не была безосновательной. Продать душу – и за что? Он хотел поступить как лучше, хотел спасти Вими, а сделал только хуже.

Он собственными руками толкнул Вадому в лапы Существа, коего даже черти обходят стороной. Теперь она принадлежит Дому на веки вечные, и отныне даже в Ад дорога ей закрыта. Лишь вечные бесплотные скитания ждут любимую сестру после смерти (ну, то есть окончательного уничтожения тела), лишь пустота и тьма.

Пивэйн понимал, какую страшную ошибку совершил, но исправлять что-либо было слишком поздно. Заключенную сделку уже не расторгнуть. Пивэйн мог лишь смириться, жить как раньше, отложив переживания о дальнейшей судьбе на пару лет, но даже с этим он, глупец, не справился. Поддался гневу и оказался в колонии.

Две глупости подряд – и жизнь разрушена.

Маленькая когтистая рука, размером меньше, чем детский сжатый крепко-крепко кулачок, похлопала по плечу Пивэйна.

– Ты облажался, но ты хотел поступить правильно, – утешал обладать руки. – С точки зрения логики, религии, морали – да, ты облажался, причем в полной мере, но ты сделал сестру счастливой. А ведь именно этого ты хотел, разве нет?

Невзирая на свой статус, зачастую Крипи давал не самые плохие советы. Он утешал одинокого мальчика с самого детства и теперь не мог не облегчить боль единственного, кто стал ему дорог.

– Не знаю, от чего мне тошнее: от того, что я натворил, или от того, что единственный, кто меня утешает, – это демон, живущий у меня под черепушкой, – горько усмехнулся Пивэйн.

Повисло молчание. Пивэйн прокручивал снова и снова беседу с господином в черных круглых очках, который подсел к нему в парке в день смерти Вими. Непосредственный Начальник Крипи.

Почему-то вспомнился Морал.

Крипи ходил вдоль стола, утопая копытцами в ворсе ковра, время от времени спотыкаясь, путаясь в вылезших нитках, чертыхаясь себе под нос.

– Ты видел Пламя, Пив?

– Да.

– Конец близок, – прохрюкал черт низким несвойственным ему голосом, подражая выражением лица и торжественной позой актерам дешевого театра.

Допускал кривляния даже в самых серьезных речах Крипи то ли от привычки, то ли от подсознательного желания смягчить удар, наносимый в самое сердце Пивэйна, мальчика, с которым он пробыл так долго.

Снова повисло молчание. «У всего на свете есть конец, почему же так неприятно осознавать свой собственный?» – думал Пивэйн.

– Конец… – задумчиво повторил он.

– Для тебя – да.

– А Вими?

– О ней ничего не могу сказать, прости. Я – твой демон, не ее. Но, – чертенок замялся, – давай на чистоту, Пив, ее судьба уже предрешена.

Немой кивок, и снова тишина.

– Зачем ты все мне это говоришь? – спросил вдруг Пивэйн.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но ты для меня не просто сосуд для души, которую Начальство так хотело заполучить для коллекции. Я, можно сказать, вырастил тебя, я ведь для тебя как отец!

Собственная речь так растрогался черта, что пришлось промокнуть огненно-красные глаза мятым платочком, выловленным из бездонного кармана вельветовой жилетки.

– Я узнал кое-что, Пив, – проговорил Крипи серьезно. – Это, конечно, только слухи, Сверху, но… может, это что-то важное… – И снова многозначительная пауза. – Девчонка должна выжить, Пив. Не дай девчонке покинуть остров раньше срока. И будь душкой, не играй в героя. Ты меня понял?

Пивэйн молча, благодарно кивнул. «Я все понял», – говорил его кивок.

– Вот и славненько! – Крипи облегченно хлопнул в ладоши. – Пора мне людские душонки совращать, до скорой встречи!

– Ты меня еще навестишь или срок мой настолько близок? – жестко усмехнулся Пивэйн, провожая взглядом старого друга.

Черт не улыбнулся.

– Лучше сходи на исповедь, – сказал он. – Авось поможет.

Тик-так-тик-так. Тикали часы.

***

За дверью послышались размеренные неторопливые шаги и шуршание платья. Она все-таки не подшучивала над ним – это мысль порадовала Пивэйна, хотя любая мысль приносила невыносимые рези в голове. Он вернулся в положение, в котором проснулся, не желая, чтоб Вадома знала, что он уже давно не спит, что он говорил с Крипи. Чертенок никогда не вызывал симпатии у Вадомы.