Читаем Нелинейное время фильма полностью

Рассказ о событиях в Невере начнётся позже. Показ визуальных полотен прошлого не иллюстративен по отношению к рассказу героини о происшедшем. Образ Невера строится как смысловая рифма образу Хиросимы: подобие прослеживается в длинных проездах по улицам, в выборе верхней точки съёмки, подчёркивающей, что сами города являются полноправными героями картины. Таким образом, характер изображения прошлого, способ его стыковки с картинами настоящего соответствует замыслу, сформулированному Аленом Рене: «В фильме противопоставляется огромное, неизмеримое, фантастическое событие в Хиросиме и крошечная историйка в Невере, которую мы видим как бы сквозь Хиросиму — подобно тому, как пламя свечи, если смотреть через увеличительное стекло, предстаёт перед нами увеличенным и перевёрнутым вверх ногами»[69].

Важным представляется вопрос: «Зачем понадобилось такое сложное сопоставление? Только ли потому, что „неизмеримое, фантастическое событие“ в Хиросиме не может быть выражено экранными средствами?». Отчасти и поэтому. Можно показать пламя свечи, но невозможно показать тысячи солнц на площади Мира. Но есть другое обстоятельство, являющееся определяющим: воспоминания — это нестерпимая боль души от того, что ты пережил. Эту боль, когда «бесчестие становится утешением», знает героиня. Но она не знает боли Хиросимы. Именно об этом диалог героев, открывающий картину. Видеть в музее «останки, сохранившие свежесть своего страдания», и страдать самому вовсе не одно и то же.

Героиня не знает Хиросимы, но она знает любовь и знает, что в любви существует иллюзия вечной памяти. Но только иллюзия. Разрушение этой иллюзии образует сюжет фильма.

В самом рассказе о прошлом героиня видит предательство любви. То, что случившееся поддаётся рассказыванию, означает забвение: «Я хотела обладать безутешной памятью. И я забыла». Слова: «Я никогда не забуду Хиросиму, как не забывают любовь», — приобретают иной смысл: «Я забуду Хиросиму, как забуду любовь».

Возникает важная смысловая параллель между её рассказом и фильмом, который снимают в Хиросиме — иная, гораздо более сильная боль поддаётся рассказыванию. В картине звучат трагические слова: «Снимается столько успешных рекламных фильмов о мыле. Может быть, фильм о мире, снятый в Хиросиме не будет издевательством?».

Авторами ставится вопрос: «Можно ли не забыть? Не забывать?». Так возникает в картине тема вечности.

Не в силах уйти от прошлого, героиня после гибели любимого проваливается в вечность. Она рассказывает об этом, сидя за столиком кафе. При этом меняются грамматические формы её рассказа: «Однажды (выделено мной — Н. М.) мне исполняется двадцать». Она слышит, как в шесть часов вечера звучат колокола на соборе Сен-Этьен. И это означат возвращение времени и начало забвения. Вечность Алена Рене — это бесконечно длящееся прошлое и бесконечная боль.

В фильме Андрея Тарковского «Зеркало» вечность возникает из равновесия прошлого и настоящего. Два модуса времени становятся равноправными.

Между настоящим прошлого и настоящим настоящего возникают особые отношения.

Это расшифровывается в звуковом плане картины. Ключом к пониманию временных отношений служат стихотворения Арсения Тарковского, звучащие за кадром:

Мы все уже на берегу морском.И я из тех, кто выбирает сети,Когда идёт бессмертье косяком[70].

Важно подчеркнуть, что речь идёт именно о бессмертии. Разные пласты прошлого равноправны перед лицом вечности?

Я вызову любое из столетий,Войду в него и дом построю в нём[71].

Настоящее и прошлое в мире Тарковского подобны. Это подобие многократно акцентируется выбором актёров. Мать героя и его жену играет одна и та же актриса. Это совсем не кажется странным в мире, где «и стол один для прадеда и внука».

В этой временной структуре кажется совершенно естественным, что мальчик, обернувшись, может вспомнить, увидеть то, чего не видел никогда, как видит бойцов, тянущих по воде орудие, пилотов, сбрасывающих атомную бомбу, или толпу китайцев, рвущихся через оцепление. Так может видеть рыжая девушка с растрескавшимися губами, случайно обернувшись, реальность войны.

В этом мире птицы летают сквозь время. Оно проницаемо. Все герои фильма «Зеркало» равноправно вписаны в историю, их судьбы спаяны с ней. Фрагменты хроники выполняют особую роль: время начинает существовать крупными пластами. Историческое время владеет судьбами героев. Художественный мир произведения образует единство прошлого и настоящего, их равноценность.

В «Зеркале» связь «настоящее настоящего» с «настоящим прошлого» очень тесная. Прошлое при этом визуализировано, активно присутствует в изобразительном плане картины, но это прошлое, обретшее бессмертие.

По иному звучит тема вечности в творчестве Феллини.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука
Учение о подобии
Учение о подобии

«Учение о подобии: медиаэстетические произведения» — сборник главных работ Вальтера Беньямина. Эссе «О понятии истории» с прилегающим к нему «Теолого-политическим фрагментом» утверждает неспособность понять историю и политику без теологии, и то, что теология как управляла так и управляет (сокровенно) историческим процессом, говорит о слабой мессианской силе (идея, которая изменила понимание истории, эсхатологии и пр.наверноеуже навсегда), о том, что Царство Божие не Цель, а Конец истории (важнейшая мысль для понимания Спасения и той же эсхатологии и её отношении к телеологии, к прогрессу и т. д.).В эссе «К критике насилия» помимо собственно философии насилия дается разграничение кровавого мифического насилия и бескровного божественного насилия.В заметках «Капитализм как религия» Беньямин утверждает, что протестантизм не порождает капитализм, а напротив — капитализм замещает, ликвидирует христианство.В эссе «О программе грядущей философии» утверждается что всякая грядущая философия должна быть кантианской, при том, однако, что кантианское понятие опыта должно быть расширенно: с толькофизикалисткогодо эстетического, экзистенциального, мистического, религиозного.

Вальтер Беньямин

Искусствоведение
От слов к телу
От слов к телу

Сборник приурочен к 60-летию Юрия Гаврииловича Цивьяна, киноведа, профессора Чикагского университета, чьи работы уже оказали заметное влияние на ход развития российской литературоведческой мысли и впредь могут быть рекомендованы в списки обязательного чтения современного филолога.Поэтому и среди авторов сборника наряду с российскими и зарубежными историками кино и театра — видные литературоведы, исследования которых охватывают круг имен от Пушкина до Набокова, от Эдгара По до Вальтера Беньямина, от Гоголя до Твардовского. Многие статьи посвящены тематике жеста и движения в искусстве, разрабатываемой в новейших работах юбиляра.

авторов Коллектив , Георгий Ахиллович Левинтон , Екатерина Эдуардовна Лямина , Мариэтта Омаровна Чудакова , Татьяна Николаевна Степанищева

Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Прочее / Образование и наука