Нелинейное время фильма

В южной Корее нет храмов, стоящих в центре озера и омываемых водой. Декорации строились специально для съёмок по эскизам режиссёра, как и понтонные домики для фильма «Остров» режиссёра П. Лунгина. Но вода отгораживает героя от внешнего мира, обеспечивая единство места. Временная конструкция придаёт значение пейзажу, создавая «космичность места». Вода имеет символическое значение. В восточной литературе поверхность воды, зыблемая ветром, является метафорой «замутнённого страстями разума». Усмирённые волны, чистое зеркало льда — сознание, обретшее свободу.

Режиссёр возвышает событие до символа, время у него устраняется, давая жизнь вечности, наполненной смыслами, значениями, возможностями возникновения нового.

В произведении Ким Ки-Дука реализовано циклическое время. Конструкция отвечает сути авторского замысла, давая фильму живое дыхание целого.

У Сергея Параджанова остановка времени — главное выразительное средство. Человек талантливый с избытком, через край, он создаёт дремотный, оцепеневший и завораживающий красками мир.

Книга сценариев Параджанова «Дремлющий дворец» предваряется кратким предисловием Коры Церетели: «Ворожба. Миф (выделено мной — Н. М.). Колдовство. Эти слова всплывают из подсознания при попытке объяснить феномен Сергея Параджанова и его многогранного полифонического искусства, любое соприкосновение с которым — будь то фильмы, коллажи, ассамбляжи или не менее непривычная проза сценариев — вызывает ощущение магического. Возникая из глубины веков, начинает звучать насыщенный первозданной энергией слог наших предков. Всё разумное, системное в параджановском мире опрокинуто его интуицией»[75].

Мифологическое мышление режиссёра укоренено в культуре, в древнем искусстве.

Приведём короткий эпизод из сценария «Ара Прекрасный»:

В холмах по ржавой земле пастух-старик Симас гнал рыжее стадо коз с набухшими от молока сосками.

В рыжих холмах где-то плакал ребёнок… Симасу-пастуху показалось, что это небытие… Плач умолк…

Но Симас увидел, как на стадо бежала в испуге белая коза, волоча за собой на набухших сосках присосавшегося грудного, цвета оливы, ребёнка…

Ребёнок жадно сосал козу…[76].

В сценариях Параджанова невозможно встретить слова «вдруг», «внезапно». Его мир — это мир, где движение останавливается, замирает:

Замерли всадники, обвитые питонами.
Замерли гепарды в клетках[77].

Иногда возникает медленное движение по кругу:

Шофёры автобусов с открытыми дверями медленно рулили на себя… Казалось, белая масса вращается на месте…

И на белых экранах автобусов мелькал человек в сюртуке и цилиндре — Пушкин Александр Сергеевич…

Тревожно всматриваясь в движение, Пушкин останавливал белые экраны автобусов прикосновением стека[78].

Отказ Параджанова от современности — не бегство от времени, а протест против него. Это хорошо читалось современниками и властью.

В своей частной жизни Параджанов активен до дерзости. Он бранит власть, отсылает в инстанции провоцирующие телеграммы. Но в сценариях нет даже следа этих бурных эскапад, попыток противостоять системе. В своё творчество он сознательно не впускает ничего, что социально, политически значимо для него и для его современников. Он противостоит системе, попросту замалчивая её в своих произведениях.

Строка Р.-М. Рильке в «Сонетах к Орфею» «…время стоящее, в вечность провал» может быть ключом к миру, создаваемому Параджановым, к его «Дремлющему дворцу», наполненному снами и призраками.

Кора Церетели пишет: «Он прошёл через шумную толпу людей, мимо многих из нас, не сумевших понять и оценить его, ушёл в вечность, как герой его „Чуда в Оденсе“, одинокий и непонятый, оставляя за собой золотые следы своего искусства, которое мы, современники, только начинаем открывать»[79].

Режиссёр «Возвращения» Андрей Звягинцев настаивает, что его фильм обращён к пристальному мифологическому взгляду.