Нелюбимые

Я кладу трубку в карман и краем глаза наблюдаю, как мужчина в костюме о ­чем-то разговаривает с девушкой на ресепшене подъезда. Он показывает ей ­что-то в телефоне, она вглядывается и быстро отвечает. Человек выходит из подъезда, проходит рядом с моим такси, садится в джип и быстро уезжает. Водитель такси выкидывает под колесо окурок и возвращается за руль. Он смотрит на меня через зеркало заднего вида и сообщает, что ищут человека, а когда я интересуюсь какого, он поворачивается ко мне:

— На вас похожего.

***

Алиса с порога бросает в меня стеклянный стакан, тот разбивается о стену, и осколки летят под ноги. Она кричит, что я урод и что мне конец, потом берет со стола стальную пепельницу, из которой вываливаются окурки от самокруток, и вновь замахивается.

— Алис, прекрати, пожалуйста, — кричу я, на что она еще громче отвечает:

— Что прекратить? Что? — По ее щекам начинают быстро бежать слезы, а рука сильнее сжимает пепельницу.

— Давай поговорим! — Я кладу рюкзак на пол и делаю шаг вперед, вытянув руку.

— О чем?! — снова кричит она.

— Просто сядем, пожалуйста.

Я делаю еще один шаг в ее сторону.

— Почему? Почему это произошло?

— Давай поговорим, только положи пепельницу на стол.

Рука Алисы медленно опускается, она кладет пепельницу на стол, садится на диван и продолжает плакать. Я сажусь рядом и ­какое-то время просто молчу, уставившись в одну точку. Алиса поднимает голову, поправляет волосы и тыльной стороной ладони проводит по щекам, а затем по губам. В этот момент я думаю о том, что если бы они были накрашены помадой, то она бы оставила большой красный след. Алиса поворачивает ко мне заплаканное лицо и снова спрашивает:

— Почему?

— Я хотел тебе рассказать, когда ты… — смотрю в сторону духовки, — готовила нам ужин, но не смог.

— Сколько вы уже вместе?

— Год, может… полтора, — тихо отвечаю я.

— Какой пиздец. Почему ты сразу не ушел?

— Я не знаю, — качаю я головой, — я не знаю, Алис.

— Чем она лучше? — Алиса снова начинает плакать. — Она умнее, да?

— Алис, — кладу я руку на ее спину и начинаю медленно гладить.

— Она талантливее?

— Перестань, пожалуйста…

— Она умеет хорошо готовить? Она востребованная? Блять, я просто не такая. — Алиса утыкается лицом в колени, и ее спина начинает дрожать. — Просто я безмозглая модель, и все! И ничего не умею.

— Ну хватит, ты классная, и все ты умеешь, — пытаюсь успокоить, чувствуя, как под рукой дрожит ее тело.

— Тогда почему ты мне изменил? Зачем она тебе?

— Просто я…

— Считаешь меня тупой и стыдишься, да?

— Нет, ты чего!

— А что тогда?

Я пытаюсь собраться с силами, глубоко вдыхаю, а потом быстро произношу:

— Я просто ее люблю…

Тело Алисы замирает, она больше не дрожит и не плачет. Мне начинает казаться, что она задержала дыхание, но внезапно под рукой пробегает еще одна волна дрожи. Алиса поднимает голову, смотрит на меня заплаканными глазами, а затем встает и подходит к черно-­белой фотографии на стене, на которой она запечатлена в трусах и косухе. Она долго стоит перед снимком и ничего не говорит, разворачивается и возвращается к дивану. Когда она проходит рядом, я опускаю голову, и она проводит пальцами по моим волосам. В следующую секунду Алиса хватает со стола пепельницу и бросает ее в фотографию. В разные стороны летят осколки стекла, а сама фотография срывается со стены и вместе с рамой падает на пол.

Алиса подходит к осколкам и садится на карточки. Она берет за угол рамку и медленно вытаскивает из нее снимок, который рвется о торчащее стекло. Она долго смотрит на уже изрядно порванный кадр в своих руках, сминает его в кулаке и громко плачет. Я наблюдаю молча, потому что сказать совсем нечего и просто хочется, чтобы этот день скорее кончился. Алиса кладет в пепельницу смятый снимок, потом подходит к вытяжке, включает ее на полную мощь и поджигает под ней свое фото, наблюдая, как дым всасывается под решетку. Когда снимок полностью сгорает, она кидает пепельницу в раковину, включает воду, и, облокотившись на кухонную столешницу, снова вздрагивает. Я подхожу и обнимаю Алису сзади, положив подбородок на ее плечо. Молча смотрю на то, как из пепельницы вода вымывает остатки черной бумаги и ее закручивает в воронку.

— Это я виноват.

Алиса ничего не говорит, просто время от времени утирает слезы рукой.

— Просто я влюбился, и это моя вина. Прости, что все так получилось.

— Мне она нравилась, — тихо произносит Алиса. — Я все интервью с ней смотрела. Я даже хотела быть как она. Мы недавно ее обсуждали, помнишь? На веранде, когда все вместе сидели.

— Угу…

— Выходит, что вы тогда уже спали, а она продолжала мне нравиться. Можешь, пожалуйста, ответить на один вопрос?

— Конечно, Алис, — шепчу я в ее плечо.

— Если бы ее не было, ты бы все равно мне изменил?

— Алис…

— Ну ты как думаешь? Ты бы нашел другую, которая лучше меня?

— Я не могу ответить на этот вопрос, потому что я не знаю.

— А я бы никогда тебе не изменила, — тихо говорит Алиса. — Вообще никогда, потому что мне всегда с тобой было хорошо.

— И мне с тобой, Алис. Но…

— Так и не съездили на Burning Man… — всхлипывает Алиса.