Нелюбимые

— А что мне объяснять?

— Блять… ты в своем уме? Ты вообще, что ли, отбитый?

— Ты можешь не кричать?

— Нет, блять, я не могу не кричать, потому что ты не представляешь, что ты наделал!

— Что я наделал? Не ори, пожалуйста. Что я, блять, наделал?

— Ты идиота кусок! У тебя есть Алиса! Куда ты полез…

— Да какая вам всем разница! Это моя жизнь. Блять, это моя жизнь! Не надо лезть в нее.

— Заткнись и послушай меня…

— Нет, я не буду затыкаться. Послушай, ты! Это моя жизнь, и я не маленький уже. Я сам выбираю, с кем мне быть, с кем мне жить, кого я должен любить! Это — моя жизнь!

— Ты просто идиот…

— Навыбирали вы уже за меня. Пора остановиться.

— Что мы навыбирали?

— Все!

— Что все?!

— Я не хотел никогда отсюда уезжать, я не хотел учиться в США. Вы меня заставляли со школы изучать все эти языки, вы решили меня туда отправить учиться… Вы меня не спрашивали! И если ты хочешь знать — я специально там все заваливал, чтобы сюда скорее вернуться.

— Какой же ты…

— И сейчас меня не надо учить. Я сам разберусь. И не лезь больше ко мне со своим банком, со своим всем… Я уже взрослый!

— Ты знаешь, кто отец Алисы?

— А как ты думаешь? Мы вместе живем! Могу я не знать, кто ее отец? Я знаю, кто ее отец. Что с этого?

— Ты набитый…

— Выбирают не по отцу!

— Ты понимаешь, что мне продлевать лицензию банка у него? Он это делает! Ты это понимаешь? Или ты совсем отупел в этом ебаном глянце, что не знаешь, как и что работает?

— Чего ты докопался до меня?

— Потому что ты совершил такой пиздец, который никто за мою память никогда не совершал еще. Ты подставил всех. Вообще всех! Ты подставил меня, всех моих сотрудников, ты подставил свою мать!

— Молодец, что маму в конце решил подвязать.

— Ты…

— Что я?

— Ты просто дебил, который во всех телеграмах сейчас с ­какой-то…

— Только попробуй ее оскорбить…

— …старухой!

— Да пошел ты! Слышишь? Пошел ты! Еще раз так назовешь ее…

— Что ты мне сделаешь? Вот что ты мне сделаешь?

— Я тебя просто убью, если ты ее еще раз так назовешь. И запомни: не лезь в мою жизнь!

— Постарайся все исправить…

— Я не буду ничего исправлять.

— Тебе придется.

— Мне не придется этого делать.

— Послушай сюда: тебе придется все исправить.

— Ты меня не услышал?

— Главное, что ты меня услышал. Успокойся и исправь все, что ты наделал. Сделай так, чтобы ничего не было.

— Этого не будет.

— И чтобы ты был с Алисой.

— Я не буду с ней!

— Будешь!

— Не лезь в мою жизнь, ты не понял, что ли?

— Ты будешь с Алисой, а остальное… Постарайся все исправить побыстрее.

— Блять, ты меня не слышишь? Я не буду с Алисой, я не люблю ее.

— Это неважно, переживешь.

— Иди к черту!

— Не делай хуже никому.

— Пошел ты в жопу.

— Ты будешь с Алисой, сделай это любой ценой, ради всех.

— Нет никого!

— Успокойся и реши проблемы.

— Иди в жопу!

***

Телефон вибрирует с разных неизвестных номеров, но каждый звонок я скидываю, не успевая подумать, кто это мог быть. Чувства тревоги и страха усиливаются с каждой минутой и новой вибрацией входящего, но еще тревожнее становится оттого, что все звонки не от Алисы и Ани. Все рабочие чаты молчат, словно в ожидании взрыва, и из коллег никто не пишет в личку. Пытаюсь закурить, но рука настолько сильно трясется, что ее приходится обхватить другой. Когда наконец удается затянуться, я давлюсь дымом и сажусь на корточки, пытаясь сфокусироваться на красной двери подъезда дома напротив. Эта дверь внезапно открывается, и из нее выходит человек в черном костюме, красном галстуке и цилиндре на голове. Он достает из кармана зеленое яблоко и смотрит на него, словно ­что-то изучает, а потом быстрым шагом удаляется в сторону набережной и исчезает из виду.

В небе в сторону редакции пролетает стая черных птиц, и в кармане снова начинает звонить телефон. Я смотрю по сторонам, но никого вокруг больше не замечаю, а потом начинаю бежать в сторону дома Ани. Когда один из светофоров загорается красным, останавливаюсь и с тяжелой одышкой поднимаю голову к небу, наблюдая за тем, как надо мной сгущается серая пугающая бесконечность.

***

У дома Ани телефон снова начинает вибрировать, но я не достаю его, а трясущимися пальцами набираю на домофоне «95». Когда начинает играть мелодия, я смотрю себе под ноги, а потом поднимаю глаза и замечаю небольшую камеру, в которую вглядываюсь, думая о том, что через нее сейчас меня видит Аня. Раздается щелчок, и дверь открывается — без единого слова из домофона.

В лифте я облокачиваюсь на стенку и достаю телефон, на экране которого горят уведомления телеграм-­каналов и несколько сообщений. Одно из них от Стаса, который просто сообщает мне: «Вот это ты дал, брат». Я со всей силы сжимаю трубку в руке, чтобы экран телефона треснул и все уведомления исчезли. Вместо этого телефон выскальзывает из ладони, делает оборот и падает торцом на кисть. Двери лифта открываются на девятом этаже, но я несколько секунд стою и только потом делаю шаг вперед, оставляя за спиной пустую кабинку с зеркалом, поворачиваться к которому просто не хочется.