Нелюбимые

— Вы что предпочитаете, Анна? — Отец упирает взгляд в Аню, и она сильнее сжимает мою руку. — Белое, красное, игристое? Или, может, покрепче?

— Я буду воду, — отвечает Аня, — с лимоном. Больше ничего.

— Странный выбор, — замечает отец. — А есть будем? Я вот голоден.

— Я не хочу, спасибо.

— Я тоже ничего не буду, — поддерживаю я ее.

— Интересные вы, — усмехается отец. — Я же хотел обед такой, знаете, семейный, что ли.

— Так поешь сам, — говорю я.

— Так поем, — резко бросает отец. — Хотел просто вместе с вами.

— Слушай, давай без этого всего. — Я кладу левую руку на стол, а правой продолжаю держать Аню под столом. — Если хочешь, то ты и ешь. Так быстрее закончим весь этот твой театр.

— Мой театр? — Отец поправляет очки. — Мне кажется, не мой, Максим, а твой. Я в него попал чисто случайно. Прямо в первый ряд с возможностью прохода за кулисы, чтобы поближе посмотреть на артистов и познакомиться с ними.

— Пап, что ты хочешь?

— Просто познакомиться хочу. — Отец поворачивается к Ане.

— Как ты тут оказалась? — спрашиваю я Аню. — Это все он устроил?

Аня взволнованно качает головой.

— Мне сегодня позвонили утром…

— Ты, что ли, позвонил? — спрашиваю я отца.

— Ну а кто еще? Говорю же, все приходится делать самому. Анна, извините меня, если испортил вам день.

— Нет, все нормально, — тихо произносит Аня, и ее плечо чуть дергается. — Давайте закажем, пожалуйста.

— Вот это правильно. — Отец подзывает официанта.

Пока он делает заказ, я придвигаюсь к Ане и шепчу ей на ухо:

— Ты как?

— Не знаю, — тоже шепчет она и чешет нос. — К­ак-то не по себе.

— Скоро все закончится.

— Угу. — Аня качает головой и рукой сжимает край скатерти.

— А маму чего не позвал? — спрашиваю я отца.

— Ну тут сам мог бы проявить инициативу. А то совсем нас, стариков, забываешь. Короче, — отец кладет руки на стол, — вы пара, да?

— Да, — резко отвечаю я.

— Понятно. И как вам вместе?

— Ты пересмотрел ютуб, что ли? Решил стать интервьюером?

— Нет, я пересмотрел только новости в телеграме, — парирует отец. — Ютуб я не смотрю. Его разве не заблокировали еще?

— Нет.

— Ну и славно. Так, Максим и Анна. Как, кстати, лучше: Анна или Аня? Или по отечеству?

— Не надо по отчеству, — говорит Аня. — Как хотите называйте.

— Бля, ты серьезно? — громко спрашиваю я. — Ань, пойдем отсюда.

— Тихо, тихо, тихо, — быстро успокаивает меня отец. — Я ничего такого не спросил, чтобы вы взяли и ушли. Я вообще Анну впервые вижу, поэтому и поинтересовался, как лучше.

— Слушай, это все не смешно. Я понимаю, что твоим друзьям нравятся твои шуточки, но нам они не нужны.

— А что вам надо?! — восклицает отец. — Что вы хотите?

— От тебя ничего! — отвечаю я в тот момент, когда вновь подходит официант и наливает нам в бокалы воду без газа, а отцу белое вино и ставит бутылку в ведерко со льдом.

— Да тебе никогда ничего не нужно было, — отец делает глоток и ставит бокал на стол, — с самого детства. Ты просто хотел кататься на своей доске и больше ничего не делать. Отправили тебя учиться в нормальный университет в Штаты, а тебе и это не понадобилось. Любой бы спасибо сказал, но только не ты.

— Ну, может, ты просто никогда не спрашивал, чего я хочу на самом деле? А делал только то, что сам считал нужным.

— Возможно, поэтому и спрашиваю сейчас вас, чего вы хотите?

— Блять, пап…

— Ну не матерись, мы же в культурном месте. — Отец оглядывается. — Давай спокойнее.

— Да как ­спокойнее-то? Ты просто издеваешься.

— Ладно, давайте сбавим градус. Извините старика. Вы просто ответьте, чего вы ­хотите-то?

— В каком плане?

— От жизни. Зачем все это вот…

— Что ты имеешь в виду?

— Ну все, что произошло.

— А ничего не произошло, — отвечаю я, — у нас все хорошо.

— А у вас как, Анна? Все хорошо?

Аня молчит, и я чувствую, как ей тяжело. Мне становится грустно, что все это произошло из-за меня и что мой же отец давит на нее.

— Более-менее, — наконец произносит Аня. — Не волнуйтесь.

— Точно? Я слышал, что издательский дом вас…

— Послушай, — перебиваю я его, — завязывай!

— Да подожди, — резко произносит отец, — это же вы тут решили сыграть в Монтекки и Капулетти современности, а не я. Вы будто сами не знали, к чему это все может привести!

— Все хорошо, — заверяет Аня, — давайте просто…

— Послушайте, — перебивает ее отец. — Я прекрасно знаю, что вы оба остались без работы.

— Да-да, спасибо тебе большое, — говорю я. — Думал, хотя бы не так быстро меня выпиздишь, но ты и здесь обошел всех.

— Да ­я-то тут при чем? — Отцу приносят пасту, корзинку с хлебом и баночку черной икры в тарелке со льдом. — Таковы правила, не я же главный редактор или издатель. Я всего лишь скромный акционер.

— Хватит. Все знают, что только с твоего позволения со мной бы так разобрались. Там никто ничего самостоятельно не может сделать.

— Еще раз говорю, — отец ножом намазывает икру на хлеб, — это правила.

— Да нет никаких правил, — отвечаю я.

— У тебя их нет, — отец поднимает на меня глаза. — А у остальных они есть. Ну не суть. В общем, Анна, мне очень жаль, что из-за моего сына вы тоже лишились работы. Поэтому можете мне сказать, пожалуйста, как я могу компенсировать моральный ущерб?