– Отлично! – сминая в пальцах листок, Рудена опрокинулась спиной на подушки, набросанные на диван, и мечтательно уставилась в потолок. – Ещё мастерицы. Ах! Чем больше, тем лучше, все пригодятся… Пристрою девчонок, блесну своими возможностями решать проблемы, ещё и получу несколько хороших контрактов. Кстати, там возле этих заводов есть заброшенный городок. Там уже планируют ремонт коммуникаций, потому что отремонтировать будет проще, чем построить заново. Нужно пустить слух, что те, кто приведёт в порядок брошенные квартиры, получит их в своё распоряжение. Я готова вложиться в строительные материалы, провизию для работниц, которые приедут на место до того, как заводы будут запущены на полную мощность. Как считаешь?
– А вы намерены поступить так, как обещаете? – осторожно уточнила Валада.
– Очень мне надо нарушать слово в таких важных вопросах! Ещё же не раз и не два придётся приманивать работниц таким же способом. Поэтому, конечно, да. Что считаешь?
– Думаю, это может сработать.
– Тогда попробуй набросать сообщение и план. Потом, если он подойдёт, передашь его в бухгалтерию, пусть там обсчитают. И тогда получится именно так, как ты хотела. – Рудена приподнялась на локте и внимательно посмотрела на служанку. – Ты же так хотела?
– Почти так, госпожа.
– Не всё сразу. Пока возьми письменные принадлежности. Я тебе продиктую письмо графу Эрмия.
– Черновик?
– Да зачем. Я могу и сразу чистовик. Справишься? Отлично. – Рудена размеренно надиктовала вежливое послание. – Графа и так уколет то, что ему пишу я, а не сам государь, хоть это и чисто семейное дело. Так что письмо должно выглядеть безупречно корректным.
– Я стараюсь, госпожа. Не волнуйтесь.
– Ох. Надеюсь, он ещё не уехал из столицы. Только не поездка в Эрмий! Как такое вынести! – Рудена вздохнула и села ровнее. – Ты закончила? Давай подпишу… Ох, чёрт побери!
– Не волнуйтесь, – спокойно сказала Валада, забирая испорченный кривой подписью лист. – Я перепишу.
– Да, пожалуйста, дорогая. – Герцогиня расстроено подсела к столу и на этот раз расписалась под письмом с примерной аккуратностью. – Вот так. Проследи, чтоб отправили. И передай Лалле, чтоб подала мне вина. Честное слово, нужно это всё отпраздновать.
Так-то Рудена нечасто пила вино вне приёмов или пиров, где без этого не обойтись. Она относилась к спиртному с большим подозрением, с тех пор как однажды, перебрав шампанского, чуть не сболтнула одному из чиновников лишнего. Удержалась буквально в последний момент, и то лишь потому, что в разговор внезапно вмешались две молоденькие дебютантки, заигрывавшие со всеми более или менее привлекательными мужчинами на том мероприятии. Чуть позже, слегка протрезвев, Рудена жестоко терзала себя внутренними упрёками и на всю жизнь запомнила то сжигающее чувство стыда и вины перед самой собой. И с тех пор тщательнейшее следила за тем, сколько выпивает на приёмах. Ну, и к приватному винопитию потеряла всякий вкус. Куда ценнее хранить свежесть и ясность сознания.
Но иногда ощущение триумфа было настолько сильным, что его хотелось слегка притушить состоянием опьянения. И сейчас она прикоснулась губами к бокалу, полному тёмно-багряного с рыжинкой вина, с осторожностью и предвкушением забытья. Чувство победы нужно было «пришибить», а то легко будет увлечься и возомнить себя неодолимой, а это опасно, очень опасно.
Утром ей подали авто, и при полном параде она прибыла в особняк Эрмий – довольно скромный по меркам высшей аристократии. Место было не самое престижное: ни вида на море, ни выхода к воде, и довольно близко от особняка пролегала дорога. Особнячок был маленький, тесный, и в прежние времена здесь постоянно жила мать графа, потом одна из его старших жён, дама светская и очень активная в этом смысле. Последние дни здесь обустроился сам граф. Казалось, он чего-то ждёт. Рудена решила исходить из того, что именно разговора с нею он и ждёт. Это укрепляло её уверенность в себе.
Она медленно прошла по аллее от машины ко входу, словно хотела показать себя. Может, в глубине души так она и считала, а заодно давала графу время продумать линию поведения. Это уже было хорошим тоном великосветских отношений. Здесь никуда не спешили, даже если время наступало на пятки, и клинок уже был занесён над головой. То есть, делали вид, что не спешат.
А у Рудены, кстати, этот клинок уже – умозрительно говоря – холодил шею. Только её успех в намеченном деликатном деле определял, как император оценит её усилия в других делах как вмешательство в большую политику или как обычную и простительную заботу о своём благосостоянии, да ещё и с выгодой для империи. В первом случае его гнев обрушит все её упования и похоронит её будущее. Во втором всё пройдёт благополучно.