Нелюбовный роман (СИ)

И здесь очень кстати была помощь Хедвиги. Теперь Севель шила для мастерской не только нательные кошелёчки, но и косметички, простенькие тряпочные браслеты-сумочки, а также вышивала символы на шарфиках. Шарфики расписывала художница, работающая у Хедвиги постоянно, от Севель требовалось лишь делать несколько декоративных стежков, чтоб получился старинный символ плодородия, называющийся «росток на поле». Рассказывали, что он помогает производить на свет мальчиков. В это многие верили, и подобным символом были расшиты многие предметы дамского туалета. Но именно те, которые вышли из рук счастливой матери двух мальчиков, раскупали как горячие пирожки, и заработок Севель всё рос. Она даже уверилась, что сможет собрать Ваню в школу не хуже других, и Радику тоже достанется своя доля благ.

– Не волнуйся, пожалуйста, – подбодрила её Аника. – Ты справишься. Кроме того, и я, и Дениз, и Хедвига, и Прима, и Фруэла – мы все хотим сделать подарок Ване на первый учебный год. Если тебе даже в этом случае не хватит, я помогу докупить нужное, пусть даже и в долг. Не беспокойся… И вот ещё – ко мне обратилась журналистка, хочет взять у тебя интервью. Я запросила небольшие деньги, потому что – ты ведь понимаешь – реклама, даже такая, будет полезна. Это новое дело Хедвиги только на рекламе и может подняться. Ты согласна?

– Я ничего не понимаю в рекламе.

– Да я не о рекламе говорю. Интервью дать ты согласна?

– Н-но… Ведь я не знаю, что говорить.

– Будешь отвечать на вопросы. Потом тебя сфотографируют. Я буду рядом и скажу, если на какой-то вопрос не стоит давать ответ, мало ли вдруг. Но вообще она обещала согласовать со мной вопросы и прочее. Публикация, вроде, будет в каком-то женском журнале с советами. Не во вред, даже если пользы не выйдет.

– А детей тоже будут фотографировать?

– Ваню – наверное. А Радика муж вряд ли разрешит. Я с ним поговорю, конечно. Но, наверное, откажет. Тогда не будут. Так что?

Севель, конечно, согласилась. Она вообще привыкла никогда не перечить Анике – во-первых, чревато, а во-вторых, старшая жена своей властью никогда не злоупотребляла. Даже если идея, на которой она настаивала, выглядела сомнительной, то уж, по крайней мере, никогда не была откровенно вредной. Просто в таких случаях можно было поступить и так, и эдак, а зачем спорить, если оба пути верные? Севель проще было пойти туда, куда указывают.

Тем более сейчас, когда все её мысли занимал Ваня и его учёба. В необходимости дать сыну лучшее образование, какое только получится, она видела свою главную задачу и главный долг. Её всё время потрясывало при мысли, что ребёнка могут исключить из хорошей школы, если она не сможет за него платить, или, к примеру, потому что у него в документах не записан отец. Она просто не понимала, что причиной этого беспокойства является беременность и её собственное состояние, что проблема выеденного яйца не стоит, и мальчику-то всегда пойдут навстречу. Потому нервничала. Беспокойства добавляло то, что Радик начал постоянно простужаться, много капризничал, и, хотя врачи советовали успокоиться, Севель очень боялась за младшего сына. В придачу ещё беременность… Ей казалось, что на неё навалилась целая громада проблем, не в человеческих силах с такой справиться.

На интервью она отвечала рассеянно и первое, что придёт в голову. Откуда она родом, где выросла? Ответила честно. Кто родители? Призналась, что не знает. Где трудилась и как жила? Начала было излагать, но тут вмешалась Аника с бдительными глазами, принялась надиктовывать журналистке, как и что следует записать, и так уверенно звучал её голос, что журналистка охотно подчинилась. Лишь погодя задала Севель несколько дополнительных вопросов, полюбовалась её изделиями, сделала пару снимков молодой матери со старшим сыном в обнимку и так, чтоб был заметен живот, после чего спокойно ушла.

Севель с Аникой совершенно не ожидали, что это окажется лишь началом. Через пару недель со старшей женой Нумерия снова связались и предложили общение с журналисткой из издания рангом повыше. Денег не посулили, но Аника, поколебавшись и посоветовавшись с Хедвигой, согласилась всё равно. На этот раз за беседой они следили обе, Хедвига пыталась вставлять комментарии и рассказывать о своём производстве, но эта журналистка была намного опытнее и решительнее предыдущей. Она спокойно одёргивала и Хедвигу, и Анику, разговаривать желала только с Севель.

Неприглядные тайны прошлого удачливой матери её мало интересовали. Она решительно и строго выспрашивала Севель о подробностях её общения с представителями органов опеки, а ещё заинтересовалась историей с несостоявшимся отцом Вани. Она интересовалась всеми подробностями и основательно вогнала Севель в краску, но тут уж Аника вмешалась решительно, потребовала соблюдения приличий. Спор утих, не начавшись, и журналистка ушла, очень довольная результатом.