– Его письма почти ничего не доказывали, кроме того, что он писал тебе. У меня сейчас твои письма ему – это намного серьёзнее. Но будь спокойна. Обещаю, пущу их в ход только в том случае, если ты не оставишь мне другого выхода. – Она подождала, пока Арама поднимется, сядет. Они схватились взглядами, как борцы – руками. Смысл этого взгляда легко было понять. Теперь у Рудены будет на одного врага больше и ровно до тех пор, пока Араме снова не понадобится её помощь. Но оказывать её Рудена, конечно, больше не возьмётся. Разве что уж совсем в исключительном случае. – Надеюсь, этого никогда не случится.
– Я тебя ненавижу.
– А обещала быть вечно обязанной. Клялась, что готова жертвовать чем угодно.
– Но не его же жизнью!!!
– Хватит вопить. Прислуга любопытна. Глупо теперь, когда проблема разрешилась, потерять всё по собственной запальчивости.
– Не указывай мне! – И опять хлынули слёзы. – Никогда не прощу… Никогда…
– Главное, чтоб ты помнила, кто тебе помог, а кто в это время сплетничал о твоём падении.
– Чтоб помнила, у кого я теперь в руках, да?
– Как тебе угодно. Можешь помнить о добре, можешь – обо всём остальном. Каждый, знаешь, сам куёт свою судьбу… – Усилием воли Рудена смирила себя и заговорила примиряющее. – Арама, одумайся. Случившееся тяжело для тебя, это горе, но ты должна подумать о своём сыне. Он ни в чём не виноват. Ты должна успокоиться и набраться терпения. У тебя будет возможность потосковать потом, когда он родится, и ты отнимешь его от груди, тогда твоя боль уже не будет его отравлять.
– Уходи, Рудена. Уходи, прошу. Тебе меня никогда не понять. Уходи.
«Действительно, мне тебя не понять», – подумала герцогиня. Не так и не произнесла этого вслух. Уходя, придержала за локоть младшую горничную (которой теперь, видимо, предстояло получить срочное повышение) и сказала ей:
– Не пускай к госпоже других жён и любовниц её мужа. Соври им что хочешь, но они не должны видеть её такой расстроенной. Пусть сперва приведёт себя в порядок.
– Конечно, ваша светлость. Сюда уже приходила госпожа Сурийна, она пыталась пройти…
– Какая она ещё госпожа… За этой следи особо. И если что-нибудь попытается сделать, лучше сразу сообщи мне. Жизнь её светлости Арамы сейчас слишком важна, ты понимаешь?
– Конечно, понимаю.
Рудена проводила девушку оценивающим взглядом. Появилась мысль, что стоило бы сделать её своим человеком, и даже, пожалуй, легко будет найти к ней подход. Инструментов в распоряжении много… Но нет, всё-таки не стоит. У Рудены уже есть письма, и одного средства воздействия вполне достаточно.
Но увы, реальность такова, что в политике оружие против кого-то всегда обоюдоостро. И герцогиня решила, что пока Араму не стоит раздражать. Если она узнает, что её горничная служит Рудене, может взбелениться настолько, что забудет об осторожности.
Этого не надо…
В покоях Рудену уже ждал парикмахер с помощницами и мастерица макияжа. Последняя заметно нервничала – ей ещё нужно было подрисовать лица двум знатным дамам – но старалась этого не показать. Она сразу показалась герцогине неприятным человеком. Рудена жестом дала Лалле понять, что больше эту мастерицу к ней приводить не следует. А потом взглянула мастерице в глаза и увидела там понимание и злобу, даже ненависть. Эти понимание и злоба были так неожиданны, что герцогиню словно освежило порывом свежего ветра, пахнущего морем или озёрной водой. Откровенности в поведении окружающих обычно было так мало… Рудена жестом остановила Лаллу, которая шагнула было увести непонравившуюся женщину и привести другую.
Сперва закончили причёску, и парикмахер откланялся. Вместе с ним герцогиня передала записку Есении, как и собиралась, но на деле уже засомневалась, что им есть о чём говорить. Есения слишком болтлива и глупа, чтоб с ней можно было безопасно делиться информацией или своими мыслями. А вообще сейчас Рудене захотелось откровенно поболтать с другой женщиной… Даже странно, почему эта идея кажется ей такой интересной. Однако прежде чем подставить лицо рукам мастерицы макияжа, герцогиня знаком отослала и Лаллу, и младших горничных – оставила пространство без единого лишнего уха.
– Осторожней, – сказала она. – Брови правь слегка… И можешь рассказать, что тебе так не нравится. Пока не против послушать.
– Я вас не понимаю, ваша светлость, – бестревожно ответила мастерица. Кисточка в её руках двигалась всё так же спокойно, как и раньше, и приятно касалась кожи Рудены.
– Понимаешь. Злишься на меня? Хотелось бы узнать, почему.
– Ну что вы, ваша светлость, на что я могу злиться.
– Твоё дело, девочка. Держи свои обиды при себе, раз тебе хочется. До них, кроме тебя, дела по большому счёту ни у кого нет.
К её удивлению женщина ответила.
– Дело совсем не в обидах, ваша светлость, и не в злости. Просто, честно сказать, я в недоумении.
– В чём? В недоумении? Теперь ты меня действительно заинтересовала. Говори.