Нелюбовный роман (СИ)

– Слушай, если она рожает, нам нужно найти для неё подходящее место. Тут в деревне наверняка найдётся приличный домишко и какая-никакая опытная женщина. У меня ещё осталось немного денег. Попробуем…

– Вот тут ты дал маху. Если дама рожает, её нужно срочно доставлять в имение. Если дама родит мальчика, и при этом без присутствия людей, которые имеют право свидетельствовать это рождение, соображаешь, что будет?

– Чёрт… Чёрт!

– Во-от… Ну так что? Рожаешь?

– Кажется… Да… – Севель от страха закрыла глаза.

– Понятно. – Охранники обменялись взглядами. – Ну, какие идеи?

– Так, значит, поднимай даму и веди её через деревню к другой стороне. А я сейчас по дворам пробегусь. Может, у кого-нибудь ещё есть фургончик какой-нибудь или хотя бы трактор. Надеюсь, денег хватит.

– Женщине нельзя идти, раз она рожает. Ей нужно лежать.

– В самом начале можно. Я помню, мне объясняли насчёт этого дела. Но вести даму всю дорогу, конечно, не получится. Так что веди сейчас. А я побежал.

– Мне очень жаль, девочка, – вздохнул мужчина и поднял Севель на ноги. – Пошли. Ты должна родить ребёнка в доме своего мужа, иначе всё это вообще не имеет значения… Парень! Бросай репу. Потом покажешь, как ты умеешь хозяйствовать. Мы уходим!

– Я боюсь… Я очень боюсь.

– Конечно, боишься, девочка. Все боятся. Держись, как ты до того держалась. Ты молодец… Парень, братьев собери и иди за нами.

– Я не пойду без сыновей!

– Иди, девочка, иди. Иди сейчас. Они поспеют следом.

В момент, когда ощутимая схватка пеленала её тело, Севель останавливалась и, опершись на руку спутника, пережидала. Пока схватки были слабые, но ощущения – знакомые, и рассчитывать, что всё утихнет как-нибудь само собой, уже не имело смысла. Женщина хорошо знала, как у неё всё это происходит. Было понятно, что часов через пять, самое большее восемь, её ребёнок появится на свет.

А на противоположном конце деревни их ждала телега, самая обычная деревенская четырёхбортная телега с высоким облуком, на больших колёсах, запряжённая лохматой лошадкой, от которой смердело то ли оленем, то ли кабаном даже вот так, на открытом воздухе. Охранник, стоявший рядом с хозяином лошадки и телеги, настойчиво махал им рукой, а потом кинулся перехватывать Севель, помог ей забраться на телегу, уложил в сено, следом подсадил и измученного Радовита.

Крестьянин, державший вожжи, посмотрел на новоприбывших со смесью неприязни и недоумения.

– Чего на ночь глядя-то? – сплюнув, спросил он. – Бабу лучше к печке. Отлежится. За те же деньги.

– Она рожает.

– Ну, так дело обычное. Все они рожают. Вон сколько детей, привыкла. У печи родит.

– Вези давай.

– Ну, ладно. Как хочешь. Только это далеко, долго.

– Вези.

– Лошадку кормить придётся. Поить.

– Я же сказал: довезёшь, получишь остальные деньги.

– Да понял я, понял. Твоё дело. Только мне всю ночь ехать, а потом ещё утром назад, целый рабочий день насмарку. – Крестьянин уселся боком на облук, самую мощную его, переднюю, часть и скомандовал: – Садись… Трогай!.. Во-от… Постой-ка, нагребу себе. – Подмял под задницу, свесившуюся с облука внутрь телеги, ещё сена, и снова стронул лошадь. – Она у меня медленная. Я её загонять не стану. И целый день завтра бедолаге отдыхать, а может, и ещё один. Она у меня не двужильная. Это человек может пахать сколько хочешь, а лошадь – зверюга нежная…

– Сказал же – заплачу!

– Да понял я, понял. Только ведь и себя жалко, и лошадь жалко, и хозяйку мою тоже. Ей одной целый день по дому без помощи, а там и воду носить ей придётся, а у неё ведь подагра… – ворчание потихоньку перешло в неразборчивый бубнёж.

Севель ощущала любой толчок всем телом и слабо ворочалась в надежде облегчить свои ощущения. Ей было так скверно, что она не сразу ощутила на своём лице прохладную ладонь. Приоткрыла глаза и встретилась взглядом со старшим сыном.

– Мам, ты как?

Женщина заплакала. Она плакала от облегчения, что тогда ей удалось остаться с ребёнком, и что потом ещё двое смогли появиться на свет. А сейчас… А что сейчас? У ребёнка, конечно, есть шанс выжить. Он всегда есть. Дети – существа живучие. Но он может и погибнуть – и в таких вот полевых родах, и после них, оставшись без помощи врачей, на холоде и в сырости. Севель и хотелось бы расплакаться о судьбе своего ещё не родившегося чада, но она не могла. Она просто постанывала, переворачиваясь с боку на бок и перетерпевая уже знакомые ей страдания.

Она не знала ни сколько времени прошло, ни где они все в конечном итоге оказались. Она, конечно, почувствовала, когда телега останавливалась, и ощутила суматоху, которая в какой-то момент поднялась вокруг неё на одной из таких стоянок. Она слышала, как сопровождавшие её мужчины с кем-то громко спорили, потом ругались, а потом ещё в отдалении продолжали перепалку. И то, что появившиеся рядом с телегой люди не собирались её убивать (хотя в тот момент ей уже было без разницы, выживет она или нет) и вообще не были врагами, как-то угадала. Уловила и яростный спор между теми, кто кричал, что даму нужно как можно скорее и любым способом доставить в дом, и теми, кто возражал, что уже поздно.