Нельсон

Кто-то скажет – мезальянс, однако Паркер кое в чем сильно превосходил Нельсона. Адмирал был очень богат, причем деньги заработал исключительно благодаря должности. И не думайте, что он коррупционер, он просто обладал редкой способностью «делать деньги». Ухитрялся получать просто баснословные призовые, удачно вкладывался. Никогда не подписывался на рискованные мероприятия, что на море, что в бизнесе. Жадный и невероятно осторожный человек. Он и Нельсон – вода и пламень. К чему это приведет, мы скоро узнаем.

…Готовый к походу флот стоял в Ярмуте. Нельсон страдал. И из-за бездействия, но главным образом – от разлуки с Эммой и дочерью. Он буквально умолял Эмму приехать в Ярмут проститься с ним (вместе с лордом Гамильтоном, разумеется, чтобы выглядело все пристойно).

Эмма не очень-то и хотела, а у сэра Уильяма появились и свои дела. Он, конечно, был человеком не бедным, только жизнь в Лондоне оказалась слишком уж дорогой. Дошло до того, что он начал потихоньку распродавать вещи из своей коллекции. Узнавший об этом Нельсон распорядился купить один из портретов Эммы работы Ромни за баснословную по тем временам сумму в 300 фунтов. Портрет доставили в Ярмут, Нельсон повесил его в своей каюте. Смотрел, вдохновлялся, писал: «Друг миссис Томпсон просит передать ей, что клянется в вечной верности. Если же он не сдержит клятву, пусть первое же вражеское ядро снесет ему голову».

Похоже, мысль все же допускал. Хотя в основном – страдал. В том числе из-за того, что врачи велели ему… писать как можно меньше писем! У Нельсона возникли проблемы с поврежденным глазом. Он просит Эмму достать очки с зелеными стеклами и причитает: «Сколько суеты из-за моих болячек!» Суета есть, весь флот знает про глаз. Он этим скоро воспользуется.

«Время – наш лучший союзник. Я надеюсь, оно не подведет нас, как подвели все другие союзники». Одно из писем лорду Сент-Винсенту. Нельсон постоянно напоминает начальству, что в море нужно выйти как можно скорее. Паркер не торопится. Повод есть серьезный! Хочет подождать, пока его молодая супруга проведет свой первый бал. Что? Эскадры противника могут объединиться? Несколько дней погоды не делают. Нельсон вышел из себя и отправил гневное послание Сент-Винсенту. Первый лорд Адмиралтейства понял, что пора вмешаться. 13 марта 1801 года флот наконец покинул Ярмут.

В море вышли, направление – Балтика, а с кем воевать? Незадолго до начала похода Нельсон писал: «Я смотрю на Северную лигу как на дерево, в котором Павел составляет ствол, а шведы и датчане – ветви. Если мне удастся добраться до ствола и срубить его, то ветви отпадут сами собой…»

Вполне логично. Адмиралу возражали – стоит ли воевать с Россией, оставляя фактически в тылу корабли других противников? Резон тоже есть.

Расклад сил выглядел примерно так.

В составе английского флота – 18 линейных кораблей и еще 35 других судов меньшего размера. У русских на Балтике порядка 30 линейных кораблей, из них полностью готовы к бою лишь 20. У шведов – 11, у датчан – 10. Если бы союзники объединились, получалась мощная сила. Потому Нельсон так и торопился.

Но вот что поразительно. Возможное численное превосходство противника адмирала совершенно не смущало. Никогда. «Мы обрушим на наших северных недругов град ядер, который подтвердит господство на морях дорогой нашему сердцу отчизны. Это господство наше, и все дьяволы ада не отнимут его у нас…»

С таким настроением никакой враг не страшен, однако лорды Адмиралтейства все же побаивались. Они ведь принимали не только военное, но и политическое решение, а в политике неожиданности – хуже шторма на море.

Кто мог предугадать убийство Павла I в Михайловском замке? Можно сколько угодно рассуждать о причастности англичан к заговору, но вряд ли они принимали в расчет успешный государственный переворот в России. Причем как раз в момент начала похода!

Прогнозировать очередной приступ болезни короля Георга III было, конечно, проще. Однако король заболел серьезно и в самый неподходящий момент, когда шло формирование нового правительства. Процесс затянулся, с датчанами вели дипломатические переговоры, инструкции составлялись в обстановке строжайшей секретности.