Никогда в жизни Нельсон не проявит столько дальновидности и
Не соглашусь я и с Генри Эджингтоном, утверждающим, что Нельсон просто «блефовал», так как не хотел продолжать сражение. Не хотеть-то он не хотел, но я не сомневаюсь в том, что, если бы его «дипломатическая хитрость» не удалась, довел бы его до конца. И выиграл бы его, но какой ценой!
В письме же самое главное – не про «милосердие», а последний его абзац. Нельсон совсем неслучайно порекомендовал генералу Линдхольму
Нельсон, по сути, предложил датчанам не просто перемирие. Он предложил им
Адмирал Паркер понял все сразу и правильно. Теперь он уже и сам видел, что Нельсон принял единственно правильное решение. Он согласился на перемирие. Линдхольм вернулся на берег, датчане прекратили огонь. Они тоже были готовы сражаться и дальше, но понесли тяжелые потери и «благородное предложение» отвергать не стали.
…Нельсон все равно отправлялся на встречу с адмиралом Паркером с тяжелым сердцем. Он нарушил приказ главнокомандующего, да еще и начал переговоры о прекращении огня без консультации с ним. Паркер сразу разрушил его тревоги. Едва Нельсон поднялся на борт флагманского «Лондона», адмирал, не сказав ни слова, подошел к Нельсону и крепко его обнял. Паркер умел быть и благородным, и благодарным.
Вернувшийся на «Элефант» Нельсон заперся в адмиральском салоне, сел за стол и начал писать… стихи. Посвященные Эмме, разумеется. Своему ангелу-хранителю. Стихи так и называются.
О, он опять вернулся! Или… Никуда и не уходил?
Часть девятая
Перед «вторжением»
Введение
А кто-то – просто любил этого человека. Фанни Нельсон почему-то решила, что с Балтики он может вернуться… к ней.
Письмо вернулось назад. С пометкой:
Глава первая
«Я на это не подписывался!»
За Копенгаген Нельсон получил титул виконта, Грейвс стал рыцарем ордена Бани, а адмирал Паркер не получил… ничего. Трудно было рассчитывать на какие-то серьезные награды, официально ведь войну никто не объявлял. Ладно, ордена, но деньги-то можно было дать?