— Я тебя очень прошу! Меня ждет одноклассник. Мы три раза в неделю с ним оббегаем квартал. Я не хочу позориться и говорить ему про свое наказание!
— У меня приказ от вашего брата. Прошу прощения.
Никто из здоровяков не сдвинулся бы с места, если не позволил бы Джонни. И тот оставался стоять на месте, будто каменное изваяние. От безжизненной фигуры его отличало только то, что иногда он все-таки шевелил губами и моргал.
— Куда это ты собралась, юная леди?
Я обернулась на крик матери; она вышла на крыльцо дома, сложив руки поверх груди, и пыталась придать своему лицу устрашающий вид. Однако я ее никогда не боялась; сейчас мне тоже было совсем не страшно. Я только фыркнула и неохотно зашагала к парадным дверям.
— Ну хоть кого-то, — язвительно подчеркнула мама, когда мы обе оказались внутри, — хоть кого-то ты слушаешься. Можешь воспользоваться спортзалом, — едко засмеявшись, бросила она мне в спину. — И будь готова, пожалуйста, через час! — сказала мать, значительно повысив голос.
Я отходила все дальше и дальше от дверей, но мне было слышно, как они вновь открылись, а затем мама окликнула водителя:
— Бруно! Подготовь машину. Ты отвезешь Селин в школу.
Прикинувшись глубоко обиженной, я сильно хлопнула дверью спальни. Мама и по этому поводу громко высказалась, но я не разобрала слов. И слава богу. Чуть позже раздевшись и встав под горячие струи душа, я подумала о том, что соврала охраннику: с Дино сегодня мы не договаривались пробежаться вместе. Точнее, еще вчера вечером он сообщил, что вернется домой поздно, поэтому утром у него не будет сил ни на какой спорт. Я все еще не сказала ему, что наказана. Как бы мне ни нравилось, что Алистер ревновал меня к Дино и не только, не хотелось все-таки, чтобы кто-нибудь знал о моем временном домашнем аресте. Хотя я была уверена, Дино не стал бы об этом болтать.
Улыбка заиграла на губах. Выйдя из душа, я немедленно включила на айподе веселую песню Тейлор Свифт. Сушила под нее волосы и одевалась, то и дело подпрыгивая от счастья и пританцовывая в такт. Я была так довольна и счастлива, что, казалось, во мне поселилось солнце. От этой безграничной радости я готова была расцеловать весь мир. Ну-у… если исключить вечно раздражающую маму, конечно.
Нет уж. Я выкинула из мыслей все, что могло меня омрачить, и, сделав музыку громче, принялась танцевать по комнате.
Ради меня. Ради меня!
Я о таком даже мечтать не могла. Алистер фактически признался мне в любви! Ведь можно же так считать?
Да-да-да-да-да! Я подпрыгнула на месте и, приложив оба кулака к губам, приглушенно завизжала. Как я была счастлива. Как же я была счастлива! Застегивая пуговицы на белой блузке, виляла бедрами, откидывала голову назад, а волосы волнами разлетались по плечам. Я словно светилась изнутри, и мне было до ужаса трудно скрывать это. Но мне приходилось разыгрывать полное равнодушие за завтраком, с которого я, кстати говоря, удачно сбежала, перед водителем Гералда и перед своими одноклассниками, когда мы встретились в школе. Сложнее всего было притворяться, что ничего не изменилось, перед Дино, потому что он-то видел меня почти насквозь. Как ему это удавалось, я не понимала.
Но иногда я выдавала саму себя.
— Я начинаю ревновать, — лукаво протянул Дино, однако от меня не ускользнули жесткие нотки в его голосе.
Будто очнувшись, до меня дошло, что уже некоторое время я не слушала учителя, а водила по губам карандашом, предаваясь мечтам. Расхаживая по кабинету, немолодой учитель истории мало на кого вообще обращал внимания, полностью увлекшись перечислением преимуществ монархического строя.
Отняв от губ карандаш, я взглянула на подозрительно настроенного Дино. Я чувствовала себя неуютно, поскольку до сих пор не объяснилась с Дино. Мне нужно было сказать ему правду, чтобы он не мог рассчитывать на отношения между нами. Я боялась сделать ему больно, боялась задеть его. Такого друга терять мне точно не хотелось. После вчерашнего поцелуя в машине мы как бы по умолчанию переходили на новую стадию, и необходимо было отсечь любые надежды Дино в самом начале, иначе потом будет только хуже. Но я не осмелилась сделать это сейчас. Просто повела плечом, едва улыбнувшись, и не стала ничего говорить.