Нельзя (не) любить

Через мгновение до нее доходит произошедшее и она отталкивает меня, идет гордо в машину, а я слышу слабые аплодисменты. Шутливо кланяюсь, пока ширинкой чиркаю.

Сам сажусь в машину и выезжаю с парковки. И теперь могу сказать, то что хотел.

– Знаешь, ты не права насчет мужиков. Они способны не быть блядунами.

– Ага, – хмыкает она недоверчиво.

– Если рядом с ними не блядь, а достойная верности девушка, – она пытается меня ударить, но я ловлю ее руку, сдавливаю. – Вот и скажи мне, Ингрид. Ты достойна?

– Ублюдок! Мне больно!

Я торможу на светофоре и выхожу, чтобы открыть ей дверь. Вытаскиваю ее на улицу.

– А моя племянница достойна. Я лично сделаю все, чтобы именно она стала женой твоего Фогеля, если она его любит. А раз готова пойти против своих принципов, значит любит.

– Ты не оставишь меня здесь! Я даже не знаю, где я!

– Ты сама сказала, я ничего не знаю о приличиях, – вытаскиваю пару крупных купюр и кидаю ей в лицо. – Отличный был минет. Мое почтение…

Укатываю в ночь. Наверное, надо выпить, а потом приняться за амурные дела племяшки.

Глава 36. Настя

Его слова набатом стучали в мозгу. «Не звони, не звони, не звони». Мне хотелось кричать, плакать, рвать на себе волосы, но я просто смотрела и смотрела в темный экран, где мое отражение словно тыкало в меня пальцем с одним- единственным «Ты виновата сама». Я его оттолкнула, убежала, опозорила. И он меня не простит, никогда больше не простит, женится на Ингрид и нарожает ингринят. Отчаяние накрыло меня такой мощной волной, что я не могла пошевелиться. Сначала все смотрела в свое отражение, а потом забылась тяжелым сном. А наутро услышала шум. Сначала даже мысль появилась, что мне все приснилось, что сейчас я позвоню Нику, приеду к нему и помчусь на встречу счастью. Откинула одеяло, еле разлепила опухшие веки и увидела… Платона?

Он даже дернулся, когда заметил мой взгляд.

– Да уж, некоторым телкам лучше не реветь во все.

– Что ты здесь делаешь?

– Сегодня я твоя фея, Золушка.

– Очень смешно. Выйди и дай мне побыть одной.

– Да я и так еле выдержал ночь. Пришлось тусануть в клубе и как следует надраться, чтобы не вытащить тебя из постели посреди ночи.

– Мне кажется, ты шутишь, но я не понимаю, где смеяться. Платон, мне очень плохо.

– Ты когда-нибудь выпивала пять литров водки на спор?

Я даже глаза шире раскрыла.

– Мне бы такое и в голову не пришло.

– Тогда ты не знаешь, что такое «плохо». Все, фея злая, а в твоем гардеробе одно дерьмо. Нужно ехать в магазин.

Он уже к двери направился, а я не выдержала и закричала:

– Платон, я никуда не поеду, я вообще из этой комнаты не выйду.

И тут его словно подменили, он перестал улыбаться и шутить, его лицо словно стало маской. Красивой и злой.

– Нет, милая племянница. Детство закончилось в тот момент, когда ты впустила в себя член.

Боже.

– А теперь пора отвечать за свои поступки и смотреть людям в глаза. Даже если тебя застали с голой задницей.

Я прикрыла глаза и снова заревела, а он Платон развел мои руки в стороны и задал вопрос:

– Ты одно скажи. Фогеля любишь?

– Очень люблю, просто…

– Он бывший матери.

– Да, господи, ты не представляешь, как я мучилась. Я с ним хотела быть, но и ее не хотела обижать. И сама мысль, что между ними происходило то же самое, что он любит ее… А она такая…

– Самоуверенная засранка?

– Да. – вырвалось у меня, но я тут же прикрыла рот. Это же мама. Нельзя так говорить.

– Да че ты паришься? Она всегда такой была. Это, кстати, не делает ее плохой, просто неидеальной.

– Я знаю. Но теперь Ник не простит меня.

– Че это?

– Он сам сказал, чтобы я ему не звонила.

– Пф, – фыркает он. – Звонить и не будем. Лучше сразу приедем. Пока он не смотался в свою Германию.

– Он из Швейцарии.

– Да хоть из Воронежа. Собирайся, Настя. Пора взрослеть и смотреть последствиям в глаза.

Он кинул мне на кровать джинсы и белый приталенный пиджак.

– Пока надень это, там, может, в магазин съездим. – Он уже был на выходе, но подумал и добавил: – Под пиджак ничего не надевай.

– В смысле «ничего»?

– В прямом. Без лифака чтобы. Так сказать, товар лицом.

– Но Ник не покупатель.

– Нет-нет, милая, сейчас он самый что ни на есть покупатель, и твоя задача отработать его возращение своим юным телом.

– Это гадко, Платон.

– Это жизнь, Настя. Хочешь быть с ним или смотреть на измены своего Жени?

– А ты откуда…

– Так я сам с ним недавно зажигал.

– Ты сволочь, Платон.

– Не без этого. Одевайся.

Я сделала, как он велел, только потому что знала: он прав, я сама накосячила, а значит, мне и отвечать. И особенно перед теми, кого эта некрасивая ситуация касается.

Я вышла в гостиную, где завтракали почти все. Это было ужасно. Мне кажется, они все знали, что под пиджаком ничего нет. Но я все равно не опустила взгляд.

– Пап, можно с тобой поговорить? Наедине.

Мама, кстати, молчала, продолжая пить сок, а бабуля мне даже подмигнула. Только дед вставил:

– А Женя, значит, в пролете?

– Он и не поднимался в воздух. – ответила, а Платон прыснул со смеху.

– А что мне делать с автосервисом, который я ему подарил?

– Да пусть работает пока, он толковый, – ответил Платон, а отец кивнул на кабинет.

– Пойдем.