Нельзя уйти. Нельзя остаться

— Понимаешь, у меня, когда—то, была большая и дружная семья. Папина мама и её сестра получили вот эту квартиру. У бабушки был мой папа, а баба Зоя жила одна. Потом папа вырос, привёл сюда мою маму, родилась я, а через пять лет Андрюшка — мой брат. И мы с ним выросли в двухкомнатной квартире, где яблоку негде было упасть. Но у нас в семье даже ссор никогда не было. Я всё детство мечтала быть педиатром, как мама. Поэтому, уехала за полторы тысячи километров учиться в медицинский. Встретила Олега и осталась там жить и работать. А папа выкупил здесь соседнюю квартиру, чтобы места хватало всем и получилось то, что есть сейчас.

Она потянулась к бокалу, но покрутила его и оставила на месте, не пригубив. Взгляд застыл на дверце кухонного шкафа, а голос слегка задрожал:

— Всё началось чуть больше двух лет назад. С Олегом, к тому времени, мы уже вместе не жили. Делить было нечего, потому что квартиру и машину папа купил, задолго до того, как я собралась замуж. Поэтому, собирались как-нибудь встретиться в ЗАГСе и оформить развод. Но работа никак не отпускала: то я на дежурстве, то он занят. А потом, как будто земля из-под ног ушла, и всё полетело в пропасть. Позвонила мама и сказала, что Андрюшка с Милой погибли. Они поехали в свадебное путешествие и экскурсионный автобус упал с моста. Я не знала, как справлюсь с этим сама, но ещё больше боялась за бабушек. А они...

И опять рука потянулась к столу, но застыла в воздухе и вернулась на ногу.

— Папина мама умерла на сороковой день. У всех на глазах. Встала с дивана и упала замертво. А баба Зоя пережила её на три месяца. Тогда я думала, что настал предел моих сил — они кончились и хуже быть уже ничего не может. Но у мамы обнаружили неоперабельную злокачественную опухоль, в последней стадии... Она за четыре месяца... Понимаешь... Мама...

Сашка вспомнил, как пошутил около бара. Прижал на мгновение ладони к лицу, мысленно награждая своё неуёмное словоблудие нелестными эпитетами и пытаясь успокоить ту боль, что раздирала грудную клетку. Но как его боль могла сравниться с тем, что чувствовала Соня? Она сидела застывшая, как мраморное изваяние, с залитым слезами лицом, и лишь коротенькие рукава на предплечьях дрожали, как крылья бабочки, будто пытались набрать силу перед взлётом.

Он вышел из-за стола, приподнял её за плечи и прижал к себе:

— Тихо, моя хорошая, тихо. Идём, сядем нормально.

Включил свет в коридоре и завёл её в гостиную. Попытался усадить в кресло, но Соня опустилась на ковёр, опёршись спиной на диван и опять обняла ногу, подтянув колено к подбородку.

Он сел рядом, не решаясь обнять и лишь попросил тихо:

— Сонь, давай отложим этот разговор.

— Нет, теперь я сама хочу всё рассказать. Мне это нужно. Потому что...

Она попыталась продышаться, но вдох получался прерывистым и никак не мог наполнить лёгкие. Ладошки вспорхнули вверх, остановив его попытку обнять:

— Я сама. Я справлюсь.

И каждое вздрагивание хрупкого тела проворачивалось в мужском сердце раскалённым клинком. Он сидел рядом и не мог ничем помочь, чувствуя закипающую злость от беспомощности:

— Сонь, я прошу тебя, остановись.

Но она упрямо помотала головой, вдохнула, наконец, полной грудью и шумно выдохнула:

— Я не помню, когда Олег снова появился. Но он был рядом, словно тень. В какой-то момент, когда я сама уже поняла, что не справляюсь, он предложил помощь, как психиатр. Конечно я согласилась. И сразу почувствовала, что начинаю оживать. Таблетки действовали, мир переставал быть чёрным, а потеря близких — концом света. Но потом поймала себя на мысли, что становлюсь агрессивной. Все мамочки вдруг стали идиотками, их дети — никчёмышами, а коллеги — сплошь и рядом завистниками. Естественно, это стало заметно и меня отстранили от работы, потому что не могли допустить неуравновешенного неонатолога к малышам. Но это я сейчас понимаю. А тогда — уволилась из роддома, громко хлопнув дверью, и поставила крест на том, без чего не представляла свою жизнь. И через несколько дней очнулась в палате психиатрического отделения, которым руководил Олег. Для полноты картины, он показал мне на дисплее видеокамеры, каким чудовищем я была накануне, когда ему пришлось вызвать бригаду из своей больницы. У меня внутри так всё сжалось от ужаса, что я даже не попыталась сопротивляться. Да и вряд ли смогла бы, если захотела. Но я и правда ему верила, потому что, под действием терапии, ничего не чувствовала, и была уверена, что именно таким должен быть нормальный человек. Со страхом воспринимала любое отклонение от «нормы», и стоило хоть каким-то мыслям и эмоциям начать пробуждаться, просила помощи. И он помогал. С препаратов я уже не слазила и подчинялась беспрекословно. Поэтому, в один прекрасный момент, подарила квартиру и машину его брату. Сама.

Она рвано вздохнула и прошептала с горечью, закрыв лицо руками:

— Это я виновата в том, что случилось с папой. А потом я сбежала...

— Из больницы?