Немая девочка

Они очутились на кухне. Гунилла предложила ему кофе, но Торкель отказался. Кухня была маленькая, но уютная. Светлые, на вид новые шкафчики из березовой фанеры, но старый поцарапанный ламинат с зазубринами на длинной столешнице, заканчивающейся индукционной плитой. Серо-зеленый пластиковый пол, который кое-где настолько износился, что образовались небольшие ямки. Казалось, будто в маленькой кухне пересекаются две разные временные линии. Такое же впечатление, насколько помнилось Торкелю, возникало у него и в гостиной, где он беседовал с супругами в прошлый раз. Тогда он сидел на современном трехместном диване перед старым телевизором, вероятно, сохранившимся со времен Хюланда[13]. Казалось, будто супруги Бенгтссон обновляли интерьер случайным образом: например, крутанув бутылку и избавляясь от того, на что она указывала.

– Почему вы ничего не сказали о шахте? – спросив Торкель, рассказав о том, что им удалось узнать в течение дня.

Супруги переглянулись, как показалось Торкелю, с беспокойством.

– Это было довольно давно, и мы об этом не подумали, – ответила Гунилла.

– Не подумали о том, что из-за убитой семьи вы лишились миллионов?

– Вообще-то я об этом подумал, – признался Кент. – Но что-либо говорить показалось глупым. Я имею в виду, что это только навлекло бы на нас подозрение.

– То, что мы узнали об этом другим путем, едва ли помогло ослабить подозрение.

Кент пожал плечами с видом, который мог означать: они надеялись, что полиция никогда ничего не узнает о рухнувшей сделке.

– И мы не злились на Карлстенов, – добавила Гунилла. – Это дом родителей Кента. Нам было непросто решиться продать его, зная, что его просто снесут.

– Нам здесь хорошо, – вставил Кент, поднял голову и честным взглядом посмотрел в глаза Торкелю. – Конечно, мы говорим о больших деньгах, но деньги – это еще не все.

– Но вы согласились на продажу.

Бенгтссоны опять переглянулись. На этот раз у Торкеля возникло ощущение, что они разделяют чувство стыда. Гунилла осторожно накрыла рукой руку Кента.

– Да, согласились, – кивнул он. – Все говорили, что глупо упускать такой шанс. Что за эти деньги мы сможем купить, по большому счету, все что угодно.

– Но когда Карлстены отказались и ничего не получилось… – продолжила Гунилла так, как делают только давно женатые люди. Торкель ни с одной из своих жен так и не достиг такой стадии взаимопонимания.

– …мы остались даже довольны… – сказал Кент.

– …испытали облегчение… – добавила Гунилла.

– …будто решение приняли за нас, – закончил Кент и умолк.

Торкель понимал их. Часто хочется контролировать ситуацию и решать самому, но иногда приятно, когда решение принимает кто-то другой, а ты можешь просто откинуться на спинку и сказать, что у тебя не было выбора. Так проще. Особенно в ситуациях, когда тебе подходят оба варианта. Или ни тот, ни другой.

Приглашенным полицейским по-прежнему оставалось много работы с обыском дома, но Торкель был почти уверен, что они ничего не найдут. Ничто в их поведении, жестах или интонациях не указывало на то, что супруги Бенгтссон солгали о своих чувствах относительно продажи дома или семьи Карлстен.

Торкель задумался, не поздно ли все-таки попросить чашку кофе.

Клубничный крем бесконтрольно стекал по подбородку, где Франк Хеден привычно собирал бо́льшую часть, проводя ложкой. Остальное попадало в белый нагрудник.

Ванья не знала, куда девать глаза. Она сама удивилась и немного огорчилась тому, как тяжело ей давалась эта ситуация. Она знала, что сын Франка глубокий инвалид, но не видела его, когда приезжала сюда с Билли, и теперь ожидала… ну, она толком не знала, что ожидала увидеть, но явно не сидящего перед ней молодого человека. Широкий ремень поддерживал его в сидячем положении в тяжелом инвалидном кресле. Наклоненная влево под неестественным углом голова периодически вздрагивала, будто телу хотелось поднять ее, но она была слишком тяжелой и все время падала обратно. Три худеньких пальца на одной руке были растопырены в разные стороны, и вся рука временами размахивала вроде бы совершенно неконтролируемыми движениями. Вторая рука спокойно лежала у него на коленях. «Парализован на одну сторону», – подумала Ванья. Голубые глаза под растрепанными черными волосами все время несфокусированно смотрели вдаль, из постоянно приоткрытого рта не раздавалось никаких членораздельных слов, но периодически слышался звук, по которому Франк, судя по всему, понимал, что сын хочет еще еды, и снова подносил туда ложку.

Ванья отвела взгляд.

Франк впустил их, поприветствовав Ванью как знакомую, и более сердечно – Эрика. Ванья объяснила, что сопровождающие их полицейские должны обыскать дом, и Франк лишь кивнул. Никаких вопросов об ордере и о праве на обыск. Когда она сказала, что хочет поговорить с ним о планах строительства шахты, Франк спросил, не станут ли они возражать, если он будет параллельно кормить сына. У того пришло время полдника.

Он взял с кухни поднос, и они пошли в одну из комнат первого этажа. Ванья и Эрик следовали за ним.