Немая девочка

Франк стоял у окна и смотрел, как Эрик сдает задом, выворачивает руль и выезжает с его участка. Через закрытую дверь он слышал, как четверо полицейских по-прежнему обыскивают его дом. У него за спиной Хампус задрожал в инвалидном кресле и издал долгий протяжный звук, набиравший силу. Франк обернулся. Не эпилептический припадок. Франк научился различать обычные, хоть порой и довольно яростные, движения и припадки. Хампус хотел в душ. Это – кульминационный момент дня. Сын мог часами сидеть в горячей воде. Франк быстро взглянул на часы. Визит полицейских несколько нарушил его график, но он по-прежнему может успеть помыть Хампуса и уложить в постель до прихода Моники, которой предстояло дежурить ночью.

Франк видел, как красные задние фары Эрика все уменьшались и уменьшались, а потом совсем исчезли, но все-таки остался стоять, глядя на весенний вечер за окном.

Ванья Литнер.

Ей было тяжело выносить Хампуса, это он заметил в ту же секунду, как она вошла в комнату. Все реагировали по-разному, и он, собственно, не мог поставить ей это в укор. Как и то, что она с пристрастием, на его взгляд, почти агрессивно, расспрашивала о «FilboCorp», Карлстенах и убийствах. Но когда они заговорили о Яне Седере, она внезапно замолчала.

Он ее не знал.

И не понимал, почему она внезапно прекратила разговор и откинулась на спинку стула. Значило ли это, что она его подозревает? Что теперь его притянут к расследованию убийств?

Эрика он знал.

Знал и любил.

Тот был не из альфа-самцов, которых – бог свидетель – в окрестностях имелось предостаточно. Более гибкий, готовый идти на компромисс. Дома он без проблем передавал бразды правления Пийе. Это, несомненно, залог счастливой супружеской жизни, но тем не менее. Эрик знает себе цену, хоть иногда как будто бы и играет вторую скрипку. Он вызвал Госкомиссию по расследованию убийств. Более честолюбивые полицейские остереглись бы отдавать дело, которое могло стать решающим для карьеры. Но не Эрик. Для него не имеет значения, кто выполнит работу, главное, чтобы она была выполнена. Айна очень любила Эрика, говорила, что он слишком хорош для Пийи.

Наверное, она была права.

Франк позволил себе немного потосковать. Такие мгновения – а они случались все реже – становились теперь все короче и короче, но сейчас он полностью предался воспоминаниям об Айне. Он отчетливо представлял ее себе. Помнил каждую морщинку, каждый волосок, помнил звук ее голоса, ее смех.

Господи, как он ее любил.

Он скорбел о ней. Такой глубокой скорбью, что боялся никогда из нее не выбраться. Мрак после ее кончины был настолько велик, что угрожал поглотить его. Будь он один, он, наверное, не выдержал бы, поддался бы и просто сгинул. Но у него был Хампус. Наполовину Айна. Полностью от него зависящий. Погрязнуть в скорби было нельзя, поэтому он медленно, но верно вернулся к жизни.

Франк отогнал всплывший из глубин памяти образ Айны в летнем платье на лужайке перед домом, смахнул застрявшую на ресницах одинокую слезу и обернулся к сыну.

Тосковать нет времени.

Сил тоже.

Его жизнь такой роскоши не позволяет.

Когда Торкель вышел от Бенгтссонов, уже начало смеркаться.

Вместе с солнцем быстро исчезло и весеннее тепло, и по дороге к машине Торкель застегнул молнию на куртке. Вместе с тем его поразило, до чего свежо и приятно на улице. Воздух чистый, слабый ветерок, немного усиливаясь, приносил с собой запах с какого-то рано удобренного поля, а в промежутках – легкий аромат леса. Торкель остановился перед домом и глубоко вдохнул. Решил идти к Турссонам пешком. Ванья еще не звонила, поэтому он посчитал, что семья с ребенком в нескольких сотнях метров отсюда, выпадает на его долю. Он ненадолго задумался, не сообщить ли Бенгтссонам, что он пока оставит машину у них во дворе, но решил, что это, пожалуй, не так уж важно.

Он двинулся в путь. Несколько ранних пташек пользовались остатками дневного света, чтобы попытаться приманить к себе партнера. Торкель развлекался, пробуя узнать их трели. Когда дочки были помладше, они часто выезжали на природу. Торкель считал важным, чтобы они знакомились с лесом, а не только с игровыми площадками, надувными замками и сухими бассейнами с шариками. Корзинка для пикника, маленькое озеро с головастиками, уползающий уж, кусочки коры, плывущие по ручью, где они строили запруду, сбор ягод и съедобных трав, попытки узнать помет и определить, соня или белка ела у соседей шишки. В лесу всегда находилось, что делать и чему поучиться. Простые радости, ничего выдающегося, но он поймал себя на мысли, что теперь они выпадают ему слишком редко. Ивонн как-то раз заметила, что от поездок в лес больше всего удовольствия получает сам Торкель. Возможно, так и было, но он все равно радовался тому, что сумел обеспечить дочерям такие впечатления. Сегодня ведь детям не разрешают бывать в местах, где они могут пораниться. Их безопасность надо непрерывно держать под контролем.