— Строительство сопровождалось скандалами, слухами, подковерной борьбой реставраторов за право вести работы. Начинал все некий Алексей Денисов, энтузиаст, реставратор, но, я так понимаю, человек, не считавший необходимым обзаводиться достаточно влиятельными друзьями. А может, просто его друзья оказались слабей. И в итоге победил близкий к московскому мэру, очень странный человек по имени Зураб Церетели. Человек-блицкриг. Скульптор-агрессор. Знаете, даже когда кому-то не нужны его работы, он их дарит насильно, и некоторые после не знают, как избавиться от них. Заметьте, Церетели этот не фигурки типа японских нэцкэ ваяет, а многометровые статуи из железа… Это по его инициативе, я так думаю, храм украсили снаружи скульптурными изделиями из бронзы.
— Симпатично смотрятся, помню…
— В России всегда создавали только резные украшения, из белого камня, или, как вот эти горельефы, из мрамора. Разрушенный храм снаружи так не выглядел. Думаю, эти детали, которые изменили в угоду вкусам или интересам одного влиятельного персонажа или нескольких, и сопровождавшие все это интриги сослужили дурную службу святой идее возрождения храма Христа Спасителя…
— Да, Антон, вижу, вы не в восторге от того, что построили на месте разрушенного храма. Вы очень вдохновенно обо всем говорите.
— Знаете, я рад, что храм восстановили и что бассейн убрали. И думаю, что теперь, по крайней мере на нашем веку, новый бассейн там не построят. Уверен, пройдет пятьдесят лет, и про все эти тонкости люди позабудут. В конце концов, в храме идут службы, и он обязательно оживет, превратится из музея в святое место.
— Как удалось сохранить горельефы? Почему их тоже не взорвали? Вот что странно. Вы не знаете, Антон?
— Не знаю, честно говоря. Думаю, решалось все не на высоком уровне. Кто-то с кем-то договорился да и вывез это сокровище из «зоны уничтожения». В советской бесхозяйственности были свои плюсы. Сохранилась фотография развалин храма, на которой ясно видна скульптура Сергия Радонежского, как и многие другие, чудесным образом не пострадавшая от взрыва.
— Я не понимаю, как такое можно было уничтожать. Посмотрите, это же подлинные произведения искусства!
«Ну уж конечно, — подумал Антон, — твои-то соотечественники ничего не разрушали».
— В путеводителе особенно рекомендуется обратить внимание на несколько горельефов, в том числе вот на этот.
С этими словами Ральф указал в сторону мраморной композиции, изображающей встречу Давида, победившего Голиафа. Высеченные из белого мрамора, фигуры были в прекрасном состоянии. Хорошо читались детали одежды ветхозаветных героев и даже эмоции, которые выражали лица изображенных на горельефе людей.
— А меня всегда восхищал тот, что слева, где Сергий благословляет Дмитрия Донского, русского князя, пришедшего к нему с воеводами и монахами-воинами перед походом против татар, — заметил Антон. — Посмотрите на фигуру, на лицо одного из монахов. Это, согласно надписи, Ослябя, историческая личность. В этом горельефе читается сила и еще правое дело. Впрочем, кто знает, как все было на самом деле?
— Да, — отозвался Ральф, — никто не знает, как было на самом деле.
Он еще постоял в нерешительности возле горельефов и, как видно, стал терять к ним интерес. Еще Антону показалось, что немцу надоели его исторические проповеди. Антон имел планы пообщаться с Ральфом на профессиональные темы, то есть о радио, но видя, что этот человек ни с того ни с сего замкнулся, решил, что пора, как говорится, и честь знать.
— Ральф, извините, мне, пожалуй, надо ехать. Спасибо за то, что дали возможность освежить в памяти мои скромные познания в отечественной истории.
— Вам спасибо, Антон. Вы мне очень помогли. Я еще погуляю тут немного… Хотя, впрочем… Знаете, я тоже пойду. Меня тяготит долгое нахождение на территории некрополей.
— Хорошо, тогда пошли, тем более уже около пяти, и скоро нас отсюда и так прогонят.
Они стали подниматься по дорожке, ведущей к площади перед Большим собором. Слева были надгробия, а справа — небольшая ограда и за ней зарастающий травой пустырь.
— Странно, что никто не ухаживает за этой частью территории, — Ральф замедлил шаг, внимательно разглядывая заброшенную половину Донского монастыря.
— Ничего, доберутся и до нее, — Антону тоже надоело гулять по кладбищу, и он не стал вдаваться в рассуждения и вспоминать всякие разговоры про то, что на самом деле могло скрываться в этой части монастыря.