Самый отъявленный злодей старается извинить себя и уговорить, что совершенное им преступление не особенно существенно и обусловлено необходимостью.
Солдатом надо быть во имя отчизны или из любви к делу, за которое идешь в бой. Без цели служить сегодня здесь, а завтра там – значит быть подручным мясника, не более.
Судьба подчас чересчур уж сильно замахивается, когда хочет легонько стукнуть нас. Казалось, она вот-вот нас раздавит, а на самомто деле она всего лишь комара у нас на лбу прихлопнула.
Суеверия, в которых мы выросли, не теряют своей власти над нами даже и тогда, когда мы познали их.
Считать себя счастливее или несчастнее, чем на самом деле, – обычное заблуждение молодости.
То, что однажды напечатано, становится достоянием мира на вечные времена.
Радоваться в одиночку грустно.
Разве смеяться – дурно? И разве нельзя смеяться, сохраняя полную серьезность?..
Смех лучше сохраняет нам разум, нежели досада и огорчения.
Разговаривая, редко высказывают качества, которыми обладают, скорее выдают те, которых недостает.
Разумный актер никогда не выдвинет свою роль, где это не является необходимым, в ущерб другим ролям.
Удовольствие так же необходимо, как работа.
Уж лучше терпеть несправедливость, чем ее совершать.
Ни один народ в мире не одарен какой-либо способностью преимущественно перед другими.
Ничтожна та любовь, что не страшится навлечь презрение на любимую.
Ничто не придает столько выражения и жизни, как жесты, движения рук, особенно при душевных волнениях; без жестов самое красивое лицо маловыразительно.
Одна женщина никогда не признает прелесть другой.
Ожидание радости тоже есть радость.
Плохо, если царь Орел средь падали, но ежель он сам падаль средь орлов – пиши пропало!
Подобно тому как комплимент бывает редко без лжи, так и грубость редко бывает без известной доли правды.
Я давно уже считал, что двор – не место для поэта, который должен изучать природу.
Но если пышность и этикет превращают людей в машины, то обязанность поэта – снова сделать из этих машин людей.
Хорошее и даже самое лучшее быстро приедается, если оно становится повседневным.
Художники пишут глазами любви, и только глазам любви следует судить их.
Яд, который не действует сразу, не становится менее опасным.
Подпасть пороку по неведению – одно, знать его и тем не менее в нем погрязнуть – совсем другое.
Последовательные действия не могут, как таковые, стать объектами живописи; она должна довольствоваться одновременными действиями или телами, которые своим положением заставляют предполагать действие.