Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

Но вернемся в нашу рижскую жизнь. Мой первый поступок после прихода немецких войск был очень прозаичным. Я сбрил свою окладистую бороду, которую отрастил за все это время и которая привела меня в такой вид, что нельзя было показываться перед приличными людьми. Тишина и покой снова вернулись в старую Ригу. После грязи, мусора и неопределенности жизни рижанин мог в полной свободе наслаждаться чудесным маем, улицы оживились, и горожане от всего сердца воздавали должное освободителям. В первые дни благостную картину на улицах нарушали тела убитых большевиков, которые на некоторое время оставили лежать как предупреждение, и, возможно, некоторые семьи оплакивали и жертвы большевиков, и жертвы освободителей. С войсками вернулся и старый профессор фон Соколовский в солдатской форме. Я испытал большое разочарование, когда он вернул мне деньги, которые я дал ему в свое время, почти в полном объеме. За это время они почти полностью обесценились, в чем, однако, я не виноват, но сожалею об этом из‐за господина Брауна, которому они принадлежали. Теперь у нас была одна мысль: «Домой в рейх». Формальности, которые необходимо было уладить здесь, были вскоре улажены, и я получил пропуска для себя и всей семьи. Мне было трудно расставаться со многими дорогими друзьями, которых я приобрел в Риге в это тяжелое время: прежде всего с семьей Пиранц, с которой мы очень подружились, но и с моим переплетчиком, дорогим Банделоу, верной душой, к которому я очень привязался и который сделал нам много хорошего в это время. И даже с нашей хозяйкой-латышкой, у которой мы жили, ведь она вела себя с нами прилично во всех отношениях.

Ликвидировать нашу театральную кассу было очень легко. Я подал кассовый отчет, и довольно крупная сумма наличных, поскольку она состояла из денег большевиков, была просто выброшена в окно за ненадобностью. Между тем наши деньги все еще лежали в незапертом садовом домике в ящике для золы на другом берегу Даугавы. Нам было очень любопытно, что с ними, и, добравшись туда, мы нашли сверток нетронутым и в том же месте, где мы спрятали; он пролежал там без присмотра около четырех месяцев. Должен сказать, что прощание с Ригой далось нам нелегко, но мы были счастливы, оказавшись в купе третьего класса и отправившись в Германию, навстречу новому и неизвестному будущему. Все, чем мы владели, мы оставили в России, а все, что у меня осталось, – это наличные в кармане.

Можно понять, что при таком положении вещей во время этого путешествия меня терзали всякие тяжелые мысли. Сами мы не потребовали компенсации за утраченные вещи; правильно это было или нет, не могу судить, во всяком случае, связанные с этим надежды были у меня ничтожны. Этот вопрос я хотел обсудить с отцом. Поездка также не способствовала радостному настроению, поскольку все, что я видел, больше не было Германией, которую я помнил. Запущенная железная дорога, удрученные, понурые, потерянные люди, разочарованные годами лишений, отданные на произвол жестокого, бессовестного победителя, страна, в которой нечего было есть, если у тебя не было карточек. Полное бессилие, охватившее весь народ.

21. Приезд в Германию

Первое представление об этом мы получили еще в Тильзите, где остановились на ночевку и легли бы голодными в постель, если бы жена не захватила с собой из Риги запас провизии для поездки. Вечером мы, наконец, прибыли в Берлин, где нас ожидали у поезда Таня Рюхард и Леон Шпис. Только здесь мы по-настоящему поняли, насколько сами опустились после такой продолжительной жизни на чемоданах. С тех пор как мы выехали из Москвы, прошло восемь месяцев. В Берлине мы задержались совсем ненадолго и отправились дальше, в Дрезден, где жили родители. Моя сестра Ида встретила нас на вокзале и отвезла прямо в Рудные горы, в Беренбург, где отдыхали родители. Нам тоже надо было провести здесь некоторое время, чтобы прийти в себя после всего пережитого.