Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

Другой случай. Еврейской общине в Москве стала тесна старая синагога, и она, согласовав, разумеется, проект нового здания с губернским начальством и получив разрешение на строительство, возвела новый храм с красивым куполом. Когда строительство было завершено, генерал-губернатор запретил открывать синагогу, объяснив свое решение тем, что отправление религиозных нужд евреев в купольном здании станет оскорблением чувств православных христиан!

Несколько лет прекрасное здание стояло пустым и закрытым.

Неудивительно, что даже самые кроткие евреи испытывали лютую ненависть к царскому правительству и – когда представился случай – первыми стали революционерами.

Единственным действенным средством против произвола властей были взятки.

Возникновение в России такого явления, как взяточничество, было неизбежным. Оно было обусловлено мизерным жалованьем чиновников. Без взяток им было попросту не прожить.

Неизбежность взяточничества была заложена в самом русском законодательстве, которое предусматривало наказание не за дачу, а за получение взятки: одно из очень немногих законоположений, направленных на защиту граждан.

Широкое поле для взяточничества было связано с государственными поставками. Качественные условия поставок были сформулированы в перечне обязательств таким образом, что чаще всего они были невыполнимы. Вряд ли мы ошибемся, предположив, что жесткость этих требований была намеренной и служила одной цели: дать чиновнику-взяточнику формальное обоснование бакшиша.

В большинстве случаев целью дающего взятку было вовсе не получение каких-то незаконных преимуществ; подкуп был необходим, чтобы наконец в обозримом будущем реализовать свое законное право.

Для этого и нужно было «хлопотать». Это слово обозначает весьма расплывчатое понятие, включающее в себя целый ряд различных действий: часами сидеть в министерских приемных, ждать, вести переговоры с чиновниками, раздавать направо и налево чаевые, добиваться аудиенции, торговаться по поводу суммы взятки, наконец давать взятку, а потом, в случае необходимости, все начинать сначала. И поскольку лично – месяцами – заниматься этим просто не было времени, приходилось нанимать для этой увлекательной деятельности подходящего человека, «ходатая», который, конечно же, клал себе в карман добрую часть суммы, отпущенной на подкуп.

Таких «специалистов», особенно в Петербурге, было предостаточно, ведь там вершились судьбы 180 миллионов граждан Российской империи. В зависимости от учреждения, с которым вы имеете дело, подыскивался тот или иной «ходатай». Предпочтение отдавалось родственникам или близким друзьям интересующего вас чиновника. То есть чтобы решить какие-то простейшие, элементарнейшие задачи, требовались определенный опыт и знание людей,

Разумеется, нужно было понимать иносказательную речь чиновника, намекающего на взятку. Не берусь судить, действительно ли приведенные ниже примеры такой речи взяты из чиновничьего жаргона (потому что я лично никогда не слышал их) или придуманы каким-нибудь остряком.

Первый каламбур: после того как проситель уже не один раз побывал у чиновника и снова просит его ускорить дело, тот отвечает:

– Надо ждать.

Проситель же должен понимать это как «надо же дать». Следовательно, он платит и ждет дальше.

Второй каламбур: по прошествии еще двух месяцев он, так ничего и не узнав о судьбе своего прошения, вновь отправляется в соответствующую канцелярию, добивается аудиенции и слышит в ответ:

– Надо же доложить.

Чиновник, возможно, имеет в виду, что ему нужно доложить своему начальству, чтобы тот одобрил решение. Но это может быть интерпретировано и как «надо же прибавить».

Если вы не желаете «хлопотать», бумаги даже после «одобрения» могут остаться «под сукном» в канцелярии. Такое явление я однажды имел возможность наблюдать в течение двух лет.

С другой стороны, нужно признать, что уж если русский «берет», то всегда держит слово, чего не скажешь, например, о румынах: с теми это случается редко.

***

Лишь два раза мне довелось увидеть работу русской государственной машины изнутри – один раз в связи с эпидемией холеры, второй раз в качестве судьи по торговым делам.

В ходе борьбы в 1893 году с холерой, перекинувшейся с Волги в Центральную Россию, правительство, убедившись, что не может самостоятельно справиться с эпидемией, обратилось к «интеллектуалам» с призывом организовать добровольную помощь. Представители среднего сословия с жаром откликнулись на этот призыв. Так в Мытищах был создан комитет Московского уезда по борьбе с холерой, который возглавил энергичный промышленник, позже депутат-демократ Государственной думы Честаков (Tschestakoff)321. Все фабриканты уезда, в том числе и я, вошли в состав комитета, и каждому из нас был доверен определенный участок. Мой включал Болшево и четыре или пять соседних деревень.