Немецкие шванки и народные книги XVI века

Профессор повторил ее слова о непотребном поведении студента, рассказал и о категорическом отрицании тем своей вины и заявил, что хочет выслушать их обоих вместе и сразу. Бабенка подумала: «Мне бы этого студентика только заполучить, а там уж я на него управу быстро найду». Однако же заговорила, чуть не плача, о том, как трудно ей сдерживать его натиск, о том, как он, пройдоха, ни на минуту не оставляет ее в покое и подбивает заняться с ним всякими пакостями, и терпеть подобное впредь она не намерена, и придется ей обратиться за помощью и заступничеством к родственникам, чего она до сих пор не сделала единственно потому, что не хотела давать пищу слухам. К тому же ей ясно, что родичи, прослышав о подобных делах, не остановятся и перед человекоубийством, — и хотя бы из простой благодарности за спасенную жизнь студенту следовало бы избавить ее от дальнейших посягательств и поползновений. А он, мерзавец, и в ус не дуя, явился прошлой ночью, часиков этак в десять, к ее дому, взобрался сперва на здоровенную кучу щебня, лежащую у ворот, а оттуда — и на дерево, растущее прямо у нее под окном, и скользнул в окно, открытое по случаю теплой погоды, да и давай принуждать ее уступить его намерениям. Когда же она кликнула соседей на выручку (что столь же вероятно, как если бы завопила «караул» мышь, угодившая в корзину с сыром), юноша тем же способом, что и пришел, покинул помещение и благополучно скрылся. И вот этого-то она уже никак не хочет и не может терпеть и вынуждена сообщить о насилии старшим в семье, а те уж как-нибудь ее в беде не оставят. Добрый молодец отпирался как умел и, пожалуй, только сейчас понял, в какой переплет поневоле угодил. А старый книгочей, ничего не сообразив, отпустил их обоих, хотя и прочитал перед этим юноше нешуточную мораль.

Будучи обвинен столь облыжно, добрый студент почувствовал настоятельную необходимость во всем как следует разобраться. Он направился к дому вдовы, нашел там все так, как она и описала, отчего только укрепился в подозрении, что над ним изрядно подшутили. На следующую ночь он залез на дерево, растущее под окном у вдовы, и забрался в спальню. Дерево при этом изрядно скрипнуло, но не сломалось. Вдовушка, однако же, не кликнула на выручку ни соседей, ни родственников, не пожаловалась ни судье, ни старому профессору, да и вообще жалоб от нее было больше не слыхать.

2

О ТОМ, КАК ПАПА РИМСКИЙ НАЛОЖИЛ ПОКАЯНИЕ НА ЛАНДСКНЕХТА И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО37

Один вояка отправился в Рим и пошел на исповедь к римскому папе. Он поведал владыке о своих грехах, каковых накопилось немало, и попросил отпущения и покаяния с тем, чтобы не попасть за эти грехи в ад. Папа повелел ему в течение двух лет не пить вина, не есть мяса, не спать на перине и не прикасаться к женщинам. А через два года ему следовало явиться в Рим снова. Ландскнехт поклялся папе впредь так и поступать и начал соблюдать обет, чрезвычайно для него нелегкий. Пошел он странствовать по свету, и странствовал долго, и истратил все свои деньги, да и одежда на нем обтрепалась и прохудилась.

И оказался он однажды неподалеку от женского монастыря. Монастырь стоял у дороги, окруженный чудесным садом, и в саду росло красивое грушевое дерево. Добрый молодец, сильно изголодавшись, забрался на дерево и начал есть груши. И вышло так, что как раз в эту пору прогуливалась в саду, по своему обыкновению, настоятельница тихой женской обители. Она конечно же увидела вора и потребовала у него ответа на вопрос, по какому праву или с чьего разрешения он взобрался на дерево. Добрый молодец объяснил свое поведение единственно муками голода. Надеты же были на нем дырявые штаны — и картина, открывшаяся снизу, показалась аббатисе в равной мере внушительной и заманчивой. «Грех этаким пренебречь», — подумала монахиня и пригласила вора в келью, а там выставила перед ним на стол вино и мясо. Он же наотрез отказался от угощения, поведав, что действует согласно повелению и запрету самого папы римского. Настоятельница возразила ему, заметив, что из любого положения можно найти выход, и выставила на стол рябчиков и мальвазию. При этом она уверила ландскнехта, что рябчиков нельзя назвать мясом, а мальвазию — вином. Когда же настала ночь, монахиня предложила доброму молодцу разделить с нею ложе. Но и от этого он отказался, поведав, что спать на перине ему также запрещено. Аббатиса возразила, сказав, что перина набита пером (это видно уже из ее названия), а ее девический матрац — легчайшим пухом, и воин согласился с ее доводами. И тут захотела радушная хозяйка со своим гостем совокупиться. Но и это запретил ему папа римский, ответил ей вояка. Нельзя ему прикасаться к женщинам. К женщинам нельзя, согласилась настоятельница, а к монахиням можно, потому что монахини не женщины, а сестры Господа Бога нашего. И провел ландскнехт в женском монастыре на правах, коли можно так выразиться, отца настоятеля как раз два года. Вел он себя там, вне всякого сомнения, хорошо и делал то, чего от него требовали, потому что иначе бы его в монастыре столько не продержали.