Немецкие шванки и народные книги XVI века

Жил-был один купец. И однажды ночью никак не мог заснуть и метался по постели, и жена спросила его: «Чего это тебе, муженек, не спится?» — «Ах, — ответил ей муж, — ты смогла бы развеять мою печаль, если бы захотела». — «С радостью», — сказала жена. «Видишь ли, завел я припас вина, хлеба, соли, мяса, сала и всего, что нужно, ровно на год за вычетом одного дня. Если бы мы смогли обойтись без еды всего один день, нам хватило бы на год. И вот пришла мне на ум одна уловка. С ее помощью мы этот проклятый день выгадаем. Когда вся наша челядь, батраки и служанки, выйдут в поле, я прикинусь мертвецом. Ты позаботишься о саване, о кресте, о свечах, о воде и будешь бдеть возле тела и плакать. И когда вернутся они с поля, от горя не смогут взять в рот ни крошки». Жене такая затея понравилась, хорошенько приготовились они оба, и когда люди вернулись с поля, предстала им плачущая возле трупа хозяйка, и пожаловалась она им, что супруг ее и хозяин внезапно умер. Люди перепугались и каждый по пять раз прочитал «Отче наш» и по столько же «Аве Мария». Помолившись за упокой и покончив с этим, слуги заговорили: «А теперь, хозяйка, тащи-ка еду». — «Как вы можете говорить о еде, когда у нас такое горе?» — «Горе не горе, — ответили ей, — а есть-то надо. Нам ведь и в поле возвращаться придется, как же работать голодными? Давай-ка пошевеливайся!» А когда уселись они за стол и принялись за еду, мнимый мертвец подумал: «Уловка сорвалась, но ежели я сейчас оживу, они решат, что мертвец воскрес, ужасно испугаются и у них кусок в горло не полезет от страха». И сел в постели. Но один из батраков схватил топор и зарубил его насмерть. Хозяйка заорала на него: «Ах ты, подлый душегуб, ты убил моего мужа!» А батрак ответил: «Как же так, хозяйка, ты сама сказал, что он умер, а тут, видать, бес вселился в его тело, вот этого беса-то я и выгнал, раз уж хозяин свое отжил». Так вот теряют иные жизнь телесную и жизнь вечную, в жизни телесной воплощенную, это ясно как божий день. Один спешит на войну, чтобы захватить добычу, и погибает, торговец торгует, вор ворует, а жизнь у каждого одна, и вечная жизнь тоже одна.

34

Умер один ростовщик, и тело его было таким тяжелым, что никто не мог поднять его. И кто-то сказал: «По нашим обычаям, каждого должны хоронить люди из его цеха: портного — портные, гончара — гончары, поэтому позовем четверых ростовщиков, и пусть они его хоронят — и, бьюсь об заклад, они смогут его поднять и перенести». И впрямь, четверо ростовщиков подняли пятого как перышко.

35

Один ростовщик был на проповеди; выйдя же из церкви, он осерчал и начал браниться. Повстречался ему добрый знакомец и спросил: «Сударь мой, на кого это вы так осерчали?» Ростовщик ответил: «На проповедника, которому вздумалось утверждать, что черт собственноручно затащит всех ростовщиков к себе в ад». Знакомый возразил: «Это ложь. Дайте мне семишник, и я при всем честном народе подойду к нему и скажу, что он неправ». Ростовщик дал ему семишник. А тот пошел в церковь и подошел к амвону. Следом за ним вошел в церковь и ростовщик. Получивший семишник обратился к священнику: «Сударь мой, вы утверждали в своей проповеди, что черт собственноручно затащит всех ростовщиков к себе в ад». — «Да, — ответил священник, — это сущая правда». — «Нет, сударь мой, это неправда». Проповедник полюбопытствовал — почему. «А потому, что для ростовщиков было бы больно много чести, если бы черт собственноручно затаскивал их к себе в ад. Он берет их за ноги и швыряет в бездну». Все рассмеялись, семишник был заработан честно, а ростовщик осерчал еще сильнее.

36

Лежал один ростовщик при последнем издыхании, и родные молили его покаяться в грехах и заслужить тем самым вечное прощение. Ростовщик же пропускал их слова мимо ушей. Наконец, в ответ на их все растущую настойчивость, он рассерженно возразил: «Мое сердце не способно на раскаяние, сперва подыщите мне другое сердце». Из чего ясно: не для того зашивают золото в мешок, чтобы его оттуда доставать.

37