Немецкий дом

Тем временем в зале закончилось установление личности свидетеля. Давид сосредоточился на происходящем.

– Господин свидетель, когда точно вы очутились в лагере?

Ян Краль заговорил по-польски. Он отвечал быстро, не прерываясь даже на то, чтобы набрать воздуха. «Слава богу, не диалект», – думала Ева, делая пометки. Гетто, вагон, ведро, солома, дети, три дня, сын… Краль говорил все быстрее. Мужчины. Офицеры. Грузовик. Какое последнее слово? Красный Крест? Это ведь он сказал по-немецки? Ева не успевала. Она тихо по-польски сказала Яну Кралю:

– Пожалуйста, господин Краль, простите. Вы говорите слишком быстро. Прошу вас, делайте паузы.

Ян Краль умолк и, повернув голову, раздраженно посмотрел на Еву, как будто не мог взять в толк, кто она такая. Ева тихо повторила свою просьбу, председательствующий судья наклонился к микрофону.

– У вас проблемы?

Ева покачала головой, хотя и покраснела, что наверняка было прекрасно видно со зрительской трибуны. Некоторые подсудимые, которые могли видеть лицо Евы, заухмылялись и засопели; это были необразованные – истопник, медбрат. Ян Краль наконец понял, в чем состоит задача Евы, и коротко ей кивнул. Он начал с начала и теперь говорил медленнее. Ева напряженно смотрела на его губы, которые поплыли у нее перед глазами. Руки похолодели. Кровь зашумела в ушах, она перестала понимать свидетеля. «Я не могу. Мне надо выйти. Сейчас я встану и уйду. Нужно бежать… Я сбегу…» Но тут Ева увидела, что на лбу у Яна Краля выступил пот. Капельки появлялись одна за другой. Задрожал подбородок, это было видно только ей. И Еве стало стыдно. Что значит ее волнение по сравнению с его бедой? Она успокоилась. Ян Краль умолк. Он смотрел на свои руки, лежавшие на столе. По правому виску стекала капля пота. Ева посмотрела в свои записи и перевела сказанное свидетелем, обратив внимание, что старается повторять его интонацию.

– Двадцать восьмого октября сорок второго года меня с женой и сыном депортировали из краковского гетто. Мы три дня ехали в товарном вагоне. Запертом. Туалета и воды не было. Только ведро в углу на восемьдесят человек. Нам не давали ни есть, ни пить. Люди в дороге умирали. По меньшей мере десять человек. Прежде всего старики. Когда мы приехали – это было первого ноября, – нас вывели из вагона на платформу. Тех, кто остался в живых, разделили. Женщин, детей, стариков налево, мужчин направо. Два офицера СС поспорили, куда определить моего сына – ему было одиннадцать лет, но он был крепким. Я подумал, что те, кто слева, попадут в более легкий лагерь. А я не хотел, чтобы он работал. Я вмешался и сказал одному, что мой сын еще слишком мал, не может работать. Тот кивнул, и сын вместе с женой забрались в грузовик. Грузовик был Красного Креста, и это меня успокоило. Они уехали.

Ева умолкла. Председательствующий судья наклонился, чтобы задать вопрос, но тут Ян Краль опять заговорил. Он быстро произнес всего несколько фраз, под конец запутался и замолчал, как будто все сказал. Ева сбоку смотрела на него, на кадык над воротником белой рубашки. Она видела, что он глотает, глотает, глотает.

– Пожалуйста, повторите последнюю фразу, – тихо попросила она по-польски.

Все ждали, кто-то нетерпеливо постукивал костяшками пальцев по столу. Но Ян Краль чуть покачал головой и посмотрел на Еву. Глаза за очками покраснели, подбородок дрожал. Ева видела, что он не в состоянии говорить дальше. Она полистала словарь и посмотрела два слова, хотя прекрасно знала их значение. Slup и dym. Колонна и дым. И она в микрофон перевела то, что поняла:

– Потом в лагере, вечером, другой заключенный показал мне столб дыма на горизонте. И сказал: смотри, это твои жена и сын поднимаются на небо.

Ян Краль снял очки и достал из кармана брюк клетчатый носовой платок, свежевыглаженный, аккуратно сложенный. «Купил специально для процесса», – подумала Ева. Платком Ян Краль отер лоб. А потом закрыл им лицо.

В зале все молчали, даже на скамье подсудимых. Некоторые из подсудимых закрыли глаза, как будто задремали. Светловолосый что-то записал, а затем спросил:

– Господин Краль, почему вы решили, что ваша семья попадет в более легкий лагерь?

Ева перевела вопрос. Ян Краль высморкался, опять сглотнул и заговорил, а Ева перевела:

– Мне это сказал один из СС на платформе.

– Кто именно? – поинтересовался светловолосый.

Ян Краль не пошевелился.

– Кто-то из подсудимых? Вы узнаете его?

Ян Краль опять надел очки и повернулся в сторону подсудимых. Ненадолго его взгляд задержался на лице подсудимого номер четыре, а потом он указал на подсудимого номер семнадцать, аптекаря в темных очках. Тот почти весело засопел, как будто его выбрали принять участие в какой-то игре. Аптекарь вальяжно встал и сказал, а Ева перевела Яну Кралю:

– Это ложь. Свидетель меня с кем-то перепутал.

И аптекарь опять сел. Встал его защитник, Братец Кролик.

– Господин свидетель, вы показали, что прибыли в лагерь первого ноября сорок второго года. В этот день обвиняемого там не было. С первого по пятое ноября он находился в Мюнхене, у него была операция. На что имеются документы.

Ева перевела.