Немецкий дом

В этот момент в гостиную вошел Вальтер Шоорман. Он был в пижаме, открывавшей ввалившуюся грудь, а в руках держал рубашку, с которой, очевидно, не мог справиться. Только вблизи Ева рассмотрела бледно-красные полосы, сеткой покрывавшие его плечи.

Шрамы.

– Над чем смеетесь? – спросил он, подойдя к Бригитте.

– Над нудистами. Ева сегодня кое с кем повстречалась.

– Простите, фройляйн, – извинился Вальтер Шоорман. – Сейчас они начинают уже в мае. Бригитта, для меня это повод продать дом.

– Валли, об этом мы еще поговорим, – сказала Бригитта, помогая мужу надеть рубашку. – В конце концов, ты тоже разгуливаешь полуголый.

Вальтер Шоорман проигнорировал это замечание и обратился к Еве:

– Они оправдываются тем, что нет ничего срамного в том, чтобы ходить, как сотворил тебя Господь. А при этом большинство атеисты.

Бригитта застегнула мужу рубашку.

– Ты тоже атеист.

Ева невольно улыбнулась, и Вальтер Шоорман недоверчиво посмотрел на нее.

– Вы ведь держите ресторан? На Бергерштрассе?

Ева сглотнула.

– Мои родители, да, но он в начале улицы. Далеко от вокзала.

Старик сощурил глаза. Кажется, его не очень успокоило это объяснение, но вмешалась Бригитта:

– Валли, это именно ресторан.

Вальтер Шоорман подумал, а затем кивнул:

– Питаться человек должен.

* * *

Ночью Ева лежала на узкой кровати в маленькой комнате, слушала море и думала о голом мужчине в дюнах. Нужно признаться, зрелище ее возбудило. Мужчина был красив, здоров и держался непринужденно. Как бы ей сейчас хотелось, чтобы рядом лежал Юрген. Почувствовав в лоне, как она уважительно для себя называла свой половой орган, приятные волны, Ева положила руку между ног и закрыла глаза. Ласково журча, на нее накатилось море, ее обнял Юрген, вода стала подниматься, стало жарко… Вдруг она почувствовала чье-то присутствие и открыла глаза. На фоне дверного проема посреди комнаты совершенно неподвижно стояла темная фигура.

– Юрген? – тихо окликнула Ева.

– От меня вы ничего не узнаете!

Настойчивый голос Вальтера Шоормана. Он еще раз повторил эту фразу. Ева подскочила в кровати и пошарила в поисках выключателя ночной лампы. Тут в коридоре загорелся свет, и на пороге появилась Бригитта.

– Валли, ты ошибся комнатой.

Она бережно вывела мужа и закрыла дверь. Тем временем Ева нашла выключатель. Щелк. Включился свет, и она некоторое время бездумно таращилась на покатый потолок. Потом повернулась на бок и стала смотреть на картину, висевшую на противоположной стене. Морской пейзаж. Корабль борется с чудовищными волнами. В воздух взлетают рыбы. «Добром это не кончится, конечно». Ева погасила свет, но уснуть не могла. Ей захотелось пить. Наверно, съела слишком много «роскошного», по слову Бригитты, селедочного салата.

Прислушавшись к звукам в доме, Ева в конце концов встала, натянула модный халатик, который купила специально для этой поездки, ощупью спустилась по лестнице в выложенную бело-голубой плиткой кухню, где столкнулась с Бригиттой. Та в мягком круге света люстры сидела на деревянной лавке с полупустой бутылкой пива в руках. Без косметики, лицо опухшее, как будто она плакала. Ева хотела уйти, но Бригитта кивком подозвала ее:

– Садитесь. Хотите пива? Но сейчас я не найду стаканов.

– Годится.

Через пару минут они чокнулись. Бригитта заметила, что ей нравится халат Евы, а потом без перехода рассказала, как во время бомбежки Дрездена потеряла всю свою семью – отца, приехавшего на побывку, мать, брата. Ей было двенадцать лет. Вальтер для нее и отец, и мать, и брат, и друг, и возлюбленный. Сейчас он часто как ребенок. И у нее такое чувство, как будто она еще раз теряет семью.

– Но для него все еще хуже. Он старается не показывать, но видит, как мне грустно. С тех пор как мы знакомы, он хотел только одного – сделать меня счастливой. А теперь каждый день делает меня чуть-чуть более несчастной. И не в силах ничего изменить. Все его долбаные деньги ни капельки не помогают.

Бригитта замолчала и допила пиво. Ева прокашлялась и спросила, почему Вальтер Шоорман всегда повторяет одну и ту же фразу. Бригитта ответила, что ей мало известно о его заключении. Но он перенес пытки. Бригитта встала и убрала пустые бутылки в маленькую кладовку за кухней.

«В детстве я была с родителями в этом лагере», – хотела сказать Ева. Ей очень хотелось рассказать Бригитте о том, что Эдит всегда становится дурно от запаха гари. О нечаянной встрече в «Немецком доме». О разоренных розовых кустах. Не могут же они быть причиной того, что спустя столько лет главный подсудимый в таком негодовании, чтобы плюнуть под ноги ее матери? Ей хотелось спросить у Бригитты, что делать. Сказать или нет? Но Ева молча встала из-за стола.