Немецкий дом

Аннегрета закрыла глаза и вспомнила маленького Мартина Фассе. Она сумела взять себя в руки после его смерти. Она даже перестала носить с собой шприц. Шприц с коричневатой жидкостью, от которой дети становились слабыми, сонными и бессильными. Аннегрета уснула, обсосанный леденец выпал изо рта на подушку. Раскрытая тетрадь легла на живот. Так и застала ее вернувшаяся домой Ева. Она пристально посмотрела на спящую сестру, взяла тетрадь и потрясла Аннегрету за плечо.

– Что ты здесь делаешь?

Поморгав, Аннегрета проснулась и села. Ева была в негодовании:

– Что ты себе позволяешь? Что ты рыщешь тут в моих вещах?

– Рыщешь… Я читала.

– Аннегрета, что это значит? Зачем ты это делаешь?

Аннегрета отмахнулась и встала с кровати. Ухнул матрац. Аннегрета подошла к Евиному шкафу, в среднюю створку которого было вмонтировано зеркало. Большим и указательным пальцами поправляя белые волосы, она ответила:

– Мне интересно.

Ева посмотрела в зеркало на сестру. Она, должно быть, ослышалась. Аннегрета продолжила:

– Знаешь, это как в больнице. Больные все время пытаются перещеголять друг друга страшилками.

– Какие страшилки? Это все было на самом деле.

У Евы не хватало слов.

– Каждый хочет быть поближе к смерти. Среди родителей в наибольшем почете те, у кого ребенок самый больной. А если он умирает, их венчают золотой короной.

– Что ты такое говоришь?

У Евы закружилась голова, у нее возникло такое чувство, как будто она видит страшный сон, в котором близкие люди совершают ужасные поступки. Аннегрета развернулась и подошла к Еве. Изо рта у нее пахло липким малиновым леденцом.

– Я хочу сказать, Ева, ты же не совсем дура. Здравый смысл говорит, что тут врут за здорово живешь. Это был рабочий лагерь…

– Там систематически убивали сотни тысяч людей.

Ева смотрела на сестру, которую знала всю жизнь. Та как ни в чем не бывало продолжила:

– Это были преступники, разумеется, их не кормили с ложечки. Но цифры, которыми тут размахивают, полная чушь. Я примерно подсчитала. Я немного разбираюсь в химии. Знаешь, сколько понадобилось бы «Циклона Б», чтобы убить такое количество людей? Каждый день нужно было четыре грузовика, груженных этим…

Ева, не дослушав, вышла. Аннегрета пошла за ней, продолжая подсчеты. Это якобы массовое уничтожение людей невозможно с точки зрения логистики. Ева зашла в гостиную, открыла дверцу буфета и, достав желтую бумажную папку, протянула Аннегрете верхний лист.

– Это твой рисунок.

Аннегрета умолкла и, посмотрев на островерхую крышу, кривую дверь, слишком большие окна, на девочек с косичками, на два огненных столба на горизонте, пожала плечами. Но Ева четко видела, что на лбу у сестры выступили маленькие капельки пота, что она побледнела.

– Девочки – это мы, – не унималась Ева. – Мы были там, Аннегрета. Рядом с нами погибали люди. Мы были там, и ты это знаешь.

Сестры посмотрели друг другу в глаза. Ева заплакала, плач быстро перешел в рыдания. Растерянность Аннегреты росла, у нее был такой вид, как будто кто-то вывел ее из долгого летаргического сна. Она сделала шаг к Еве, словно хотела ее обнять. Тут открылась входная дверь, и они услышали голос отца:

– Господи, ну и льет! Прямо потоп.

Тогда Аннегрета взяла из рук у Евы рисунок и начала его рвать. В дверях появились Людвиг и Эдит. Людвиг держался прямее обычного.

– Ну как, сильно я изменился? – весело спросил он.

В отличие от него Эдит сразу поняла: что-то не так. Она переводила взгляд с Аннегреты, которая рвала на маленькие кусочки лист бумаги, на Еву, утиравшую слезы. На щеках у нее выступили красные пятна, пучок рассыпался. Тут в гостиную вбежал Штефан.

– У папы теперь кросет!

– Это называется корсет, малыш. И сидит как влитой. Мне кажется, уже помогает.

– Хватит, Людвиг, – сказала Эдит. – А ты, птенчик, ступай к себе в комнату.

– Почему-у? Ева, ты плакала?

– Да, из-за Пурцеля.

Ева сглотнула и попыталась взять себя в руки. Эдит подтолкнула Штефана к двери.

– Сейчас диктант. Иначе потом не будет никакого пудинга.

Штефан, надув щеки, поплелся из комнаты. Четверо остались стоять на своих местах. Теперь испугался и Людвиг.

– Что у нас такое? Мне через полчаса нужно на кухню.

«Мне нечего больше терять», – подумала Ева и спросила:

– Каково это было, папа, удерживать душу в теле убийц?

Тут Аннегрета демонстративно рассыпала по ковру клочки рисунка и вышла.

Людвиг сел у обеденного стола. Стояла тишина. Только иногда раздавался тихий стук в окно – это ветром швыряло дождевые капли. Эдит опустилась на колени и собрала в руку клочки рисунка. Ева смотрела на картину на стене и пыталась вспомнить имена коров.

– Что ты хочешь знать, Ева? – спросил Людвиг.

* * *

«Визид в зоопарк щастье для всей семьи. Мы смотрим на звирей. Ат апасных звирей защищаит ришотка». В соседней комнате Аннегрета диктовала Штефану диктант. Она стояла над ним и, утрируя ударения, произносила текст упражнения. Штефан низко склонился над тетрадкой. Он писал медленно и делал ошибки почти в каждом слове.