Немецкий дом

Светловолосый сидел вместе с коллегами в своем кабинете. Они составляли постановления на арест. Грязные кофейные чашки стояли на горах из папок, в блюдцах ощерились окурки. За окном вырисовывались очертания гигантского скелета новостройки. На ветру трепетала защитная пленка. Стройка имела заброшенный вид, как будто у строителей неожиданно закончились деньги.

Светловолосый смотрел на одного из молодых юристов, который старательно листал юридический справочник, и думал о Давиде Миллере, который в начале процесса горячо заявлял, что для подсудимых нужно требовать только пожизненного. Все они убивали. Теперь же молодой юрист разъяснял, что твердо доказать можно только пособничество, а главными преступниками по немецкому праву считаются верховные руководители рейха. Кроме того, все подсудимые наверняка будут приводить в свое оправдание вынужденное исполнение противоправных приказов, что трудно опровергнуть. Некоторые коллеги закивали, и светловолосый сказал: да, не во всех случаях можно требовать пожизненного заключения. Он подождал, однако никто не стал возражать. Давид оставил пустоту. Тут в дверь постучали, и вошла Ева.

– Я не хотела помешать.

Светловолосый встал и жестом подозвал ее.

– Проходите, фройляйн Брунс, мы на сегодня закончили.

Коллеги встали со своих мест и потянулись к выходу, каждый из них приветливо поздоровался с Евой. Светловолосый указал на стул. Ева села и сказала, что ей очень жаль, но она не может дальше работать.

– Из-за вашего жениха?

– Нет. Причина мои родители.

И она подтвердила подозрения светловолосого, которые появились у него во время дачи показаний Эдит Брунс. Ева сказала, что не сможет больше никому смотреть в глаза в суде. Что несет в себе вину своих родителей. Светловолосый возразил, что с юридической точки зрения это ерунда. Нельзя возлагать ответственность на весь народ за то, что совершили некоторые его представители. И кроме того, ей будет трудно найти замену. Но Ева не поддалась и встала. Светловолосый не настаивал. Ему осталось только сердечно поблагодарить ее за работу. У Евы была еще просьба. Можно ли разузнать что-то об одном бывшем узнике? Его фамилия Ящински. Номер 24981. Светловолосый записал и сказал, что даст знать.

Ева на лифте спустилась вниз. Идя по фойе, она заметила снаружи перед стеклянной дверью худощавую женщину в слишком пестром пальто. Указательным пальцем та водила по табличкам рядом со звонками. Ева уже как-то видела эту женщину перед домом культуры. Она явно ждала кого-то с заседания. Ева вышла на улицу и спросила, можно ли чем-то помочь. Сисси подняла взгляд.

– Где тут прокуратура?

– Кого вы ищете?

Но ответ она знала – она увидела тревогу в глазах Сисси.

* * *

Женщины шли по парку вдали от улиц. На них по спирали падали первые желтые листья. Ева рассказывала о поездке. Что провела ту ночь с Давидом, что он был в отчаянии и она осталась с ним. Она не сказала, что они переспали, но по быстрому косому взгляду Сисси поняла, что ту так просто не провести.

– Мы не пара, – сказала Сисси. – Но мне он симпатичен, а я ему. И мой сын ему не мешает. А это многое значит. – И после паузы прибавила: – Вы думаете, он где-то там покончил счеты с жизнью? Или вернется?

Ева промолчала и вспомнила про телекс, который две недели назад пришел от польской полиции и который ей пришлось переводить: в болоте неподалеку от лагеря был обнаружен труп мужчины. Он, однако, в таком состоянии, что идентифицировать его невозможно. Один полицейский даже утверждал, что труп пролежал там много лет. Ева не хотела верить, что это Давид. Светловолосый тоже усомнился. Ева сказала Сисси, что Давид просто пропал. Но когда-нибудь он вернется.

Когда они снова вышли к воротам парка, Ева улыбнулась:

– Знаете, он непременно вернется. Он должен мне двадцать марок.

Но Сисси осталась серьезной и, открыв сумочку, достала портмоне.

– Я могу компенсировать.

– Нет, спасибо, – отмахнулась Ева. – Я не это имела в виду.

На прощание женщины пожали друг другу руки. Ева смотрела, как Сисси идет по улице. Прошло много времени, прежде чем яркое пальто совсем исчезло из вида. Как букет цветов в море, оно долго поднималось и опускалось, пока его совсем не накрыло волной.

* * *

Наступила осень. Ева сняла комнату в пансионе, который содержали две пожилые дамы. Одну из них, фрау Демут, Ева никогда не видела, зато другую, фрау Армбрехт, немало интересовала одинокая девушка. Обставлена комната была кое-как, из окна было видно только закрашенную белым противопожарную стену, но Еву это не смущало. Она вернулась в агентство господина Кёртинга. Из девушек, которые работали там год назад, осталась только Кристель Адомат с кривым носом, от которой к тому же плохо пахло. Все остальные за это время повыходили замуж. Ева переводила на совещаниях, на деловых переговорах, а у себя в комнате за узким письменным столом выполняла переводы договоров и инструкций по эксплуатации. Один раз ей поступил заказ от фирмы Шоорманов, но она попросила Кристель подменить ее.