Немецкий дух в опасности

За пять лет до смерти Гёте сказал Эккерману: «Если бы только люди, едва открыв истину, не переворачивали ее и не помутняли, я был бы уже доволен; человечество всегда нуждается в чем-нибудь позитивном, что передавалось бы из поколения в поколение, и как было бы здорово, если бы позитивное это оказалось еще и правым и истинным». Гёте, как и все западные гении со времен Платона, верил в некий божественно-космический порядок, охватывающий как природу, так и человеческий дух. Кто отрицает эту фундаментальную онтологию, тот, по существу, встает против Гёте – но не только против него даже, а против Лейбница и Экхарта, против Моцарта и Данте, против Леонардо и греков одновременно. Последствия такого выбора тяжелой ношей легли сегодня на нас, на немцев 1932 года.

Воля к духовному порядку и его сбережению в современной Германии едва прослеживается. Истины сегодня так «переворачивают и помутняют», что вырабатывается уже какая-то к ним слепота. Нет, разумеется, никакого форума, где вопросы нашей культуры ставились бы на всеобщее обсуждение. Повсюду возвышаются боевые построения: партии, общества, союзы, круги, – свободного пространства для независимой духовности больше нет. Коммунизм, естественно, никакой заботы о культурном наследии не подразумевает. Что касается социализма, то здесь подход может быть разным. В нашем случае, как бы то ни было, ситуация темная, если не сказать: безнадежная и безотрадная.

Но как обстоят дела с культурой и ее восприятием в национальном движении? Ответить на этот вопрос не так легко. Дело в том, что партии, группы и круги, называющие себя «национальными», очень сильно между собой различаются и доходят до открытых противостояний.

Из этого я заключаю, что в нынешней Германии подлинного национализма просто не существует. И вот что я имею в виду. Ни у одного деятеля, ни у одной партии нет, как я убежден, монополии на национальную мысль. Более того, все те, кто не отделяет партийные интересы и устремления от священных требований национального объединения, – все они, на мой взгляд, вообще не мыслят в категориях национального. Что было возможно в августе 1914 года – никаких больше партий, а только немцы как таковые – то, наверное, и весной 1932‑го должно быть мыслимо. Тогдашнее национальное воодушевление давно, конечно же, развеялось в массах. Но в элите, в авангарде что-то должно еще оставаться. Сегодня этот патриотический дух необходим нам как никогда, ведь иначе Германия просто не сможет выполнить те задачи, которые перед ней поставлены во имя всего человечества. Если такую программу считать националистической, то я и сам – убежденный националист. Национализм против партийных распрей, нация против революции!

Это было необходимое пояснение; теперь же я обращаюсь к вопросу: в чем, собственно, заключается духовная миссия единого национального движения? Что в ней должно быть и чего в ней быть не должно? Как в рамках этого движения мыслится прошлое и будущее нашего образования? Каковы культурно-философские перспективы этого движения? От этих вопросов ни в коем случае нельзя отворачиваться: особенно если вы связываете свою жизнь и работу с общим явлением нашей культуры. Учителя и преподаватели всех уровней, учащиеся, люди творчества, а также экономические посредники, через которых транслируется наше духовное достояние, – издатели и книготорговцы, работники прессы и сотрудники научных журналов: все они вовлечены в интересующий нас процесс. Еще я, наверное, забыл политиков? Или они сами забылись и выпали из духовной жизни? Кажется, второе. Не хочется выдвигать огульных упреков, но в наше время, исполненное чрезвычайных постановлений и отмеченное упадком образования, остро все-таки не хватает внятных культурно-политических ориентиров: ни представители власти, ни народные избранники ничего в этом плане не сделали. Культурное достояние нации нуждается в защите, в спасении, но ни одна из сторон не берет на себя таких обязательств; речей произносится много, но ни единого звука в них нет от подлинной нашей культуры; из нынешних деятелей никто не имеет права говорить хоть что-то от имени немецкого образования. Социал-демократы, учитывая корни их политического движения, вряд ли вообще на такое способны. Недавно, впрочем, они даже Гегеля записали в свои сторонники, безо всяческих – как показал Зомбарт – на то оснований. Ни слева, ни справа, а только из центра – благодаря его особому положению, открывающему широкие перспективы, – интеллектуальные цели можно выдвигать как нечто самоочевидное; неудивительно, что сегодня именно политики центристского толка стоят у нас на передовой в борьбе за знание и за науку, при том что и о своих собственно политических предприятиях они тоже не забывают (вот что значит работать без демонстративных кадровых перестановок!).