Немёртвый камень

— Лори, ты… — девушка даже не думала, что делает, но схватила богиню за руку. Отдернула пальцы, недоверчиво посмотрела на собственную ладонь. Только что она притронулась к чему-то холодному и такому неживому, что никак нельзя было назвать плотью.

— Ушел и не вернется…

Дзынькнула об пол очередная слеза. Дара взглянула под ноги и увидела, что пол засыпан мелкими осколками хрусталя. И с этими прозрачными каплями жутко, неправильно гармонировал своей прозрачностью подол прежде белого платья Лорелеи. Босые ноги богини чуть выше лодыжек, платье, которое их прикрывало — все было холодным хрусталем, жилки которого по белой шелковой ткани подбирались выше, к коленям.

— Ушел и не вернется.

Дара, не спуская глаз с Лорелеи, отступила на несколько шагов. Ей не хотелось оставлять богиню даже на секунду — но и оставаться в комнате было невыносимо. Слышать звон слез, голос, который звучит впервые за несколько тысячелетий и повторяет всё те же слова:

— Ушел и не вернется.

— Я ненадолго, Лори, — глупо сказала Дара, подвигаясь к выходу. — Я только… я сейчас.

Богиня, кажется, не слышала.

** *

Фелла Бестия зачем-то взвесила на ладони крошечную хрустальную слезинку.

— Лучистый хрусталь, воплощенная ясность, — пробормотала она под нос, не спуская глаз с Мечтателя. Тот помедлил и отпустил руку Лорелеи. Плавно, но безжизненно, будто конечность манекена на шарнирах, рука вернулась в исходное положение.

— Ушел и не вернется.

Это прозвучало на памяти Дары уже не меньше десятка раз. Артемагиня была тут же, переминалась с ноги на ногу, а у самой двери топтался еще и Кристо. Он-то сунулся в белую комнату больше из любопытства! Но почти сразу же о своем намерении пожалел: среди всей этой холодной белизны, в тишине, которая прерывалась звуком падающих на пол слез, он чувствовал себя мелким и глупым.

Здесь еще и молчать было невозможно: только кто-то что-то произносил, как тишина начинала ощущаться почти физически, звук соприкосновения хрустальных капелек с полом становился невыносим, и нестерпимо хотелось тоже сказать хоть что-нибудь, все равно, что.

— А она… когда-нибудь, что-нибудь… то есть, она уже говорила?

— На моей памяти — никогда, — тихо отозвался Мечтатель. Он вглядывался в застывший профиль Лори. — И оставалось лишь гадать, не может она разговаривать или не хочет…

— Так почему сейчас?..

Звякнула еще слезинка. Экстер, что-то прошептав, положил кончики пальцев на плечи Лори и прикрыл глаза. Никаких изменений не последовало — в который раз. За те минуты, что они пребывали в комнате богини, Мечтатель пробовал многое из своего магического арсенала. Видимо, из арсенала Ястанира — тоже.

— Что с ней творится? — прошептала Дара сочувственно. Она кивнула вниз, где Лори частично была уже хрустальной статуей. — Сюда кто-нибудь пробрался? Это какое-то особое заклятие, действие артефакта? Но я не рассмотрела никакого остаточного фона. Может, из-за Комнат…

— Гораздо хуже, — уронила Бестия. — Это ее собственная магия и ее воля.

— Она сама себя перекидывает в камень? — охнул Кристо.

— Не хочет жить. Мне приходилось слышать о том, как умирают от тоски и горя, но это…

Мечтатель вздохнул и опустил руки.

— Ничего не могу поделать, но и смотреть на это не могу. Хуже всего здесь то, что мы не знаем, когда это началось: она не появлялась в саду уже давно. А значит, не знаем, сколько это продлится.

— С течением времени все будет становиться только хуже, — напророчила Бестия, глядя на Лори с состраданием. — Такая тоска день ото дня только набирает силу.

— Ушел и не вернется…

Донн. Дзонн. Блестящих камешков на полу становилось все больше. Лори не жалела слез. Словно хотела показать, что ценить нужно другие — те, которые соленые и горячие, а эти, которые звенят об пол — что им вести счет? Пусть себе звенят, такие же неживые, какой скоро будет она сама.

— И что, она вот так… станет камнем? — не вытерпел Кристо. — Но что-то же можно сделать… там… пробудить ее? В легендах это всегда как-то… поцелуй любви! Или он тут не подействует?

— Нет, он подействует, — голос Бестии был таким напряженным, что Кристо даже не возликовал оттого, что с ним согласились. — Но кто должен ее целовать? Может, ты не помнишь, у нас нет никого из двух Оплотов.

— Но один точно уходил, чтобы никогда не возвращаться, — тихо проговорила Дара. — И любила она только одного.

— Ушел и не вернется.

Эти слова отдавались внутри — то ли горькая явь, то ли мрачное пророчество, и не только для Лорелеи. Экстер Мечтатель взглянул в сторону ограды и ворот так, будто ожидал кого-то увидеть на дорожке. Перевел взгляд на застывшее от горя лицо Лори и поник головой.

— Ошибки делаются так просто, — выговорил он, преодолевая себя. — Особенно легко совершить ошибку, оставляя все на самотек и не смея дать даже совет другу. А самое подлое — видно, что и исправлять придется не мне…

Выдав это в своей лучшей придыхательно-мечтательской манере, он поднял глаза — и частично сделался Ястаниром. Взгляд был решительным, голос — твердым.

— Исправлять придется тем, кто ждал этого рейда. Дара!