Немка

К завтраку на следующее утро мама сварила суп из смеси свеклы (или очистков) и еще чего-то (суп был красный). За это время я вырезала детали головы коня для моего костюма. После завтрака мама села за прялку. Шерсть Элла заработала за пошив чего-то. Потом будут связаны новые чулки и носки. Я сказала, что за время каникул я сама свяжу себе чулки. Мама взглянула на меня и покачала головой, она хотела сама связать. А я наблюдала за нашей мамой. Её очки были так изношены, потрёпаны, стекла тусклые и поцарапаны, вместо дужек очков — шерстяные нитки вокруг ушей, блузка с заплатками, фартук с заплатками и уже далеко не белый, как когда-то, а серый. А её пышные волосы, хотя и седые, осанка и вся её фигура смотрелись грациозно. За прялкой она сидела прямо, держа голову немного назад.

Когда мы на следующий день пришли в Родино, я сшила черными нитками детали головы вместе, покрасила их растворённой в молоке сажей, нарисовала тушью глаза и ноздри. Анна и вся семья Штауб восхищались шахматным конём, и мне он тоже показался удавшимся. И еще я раскроила вдвое сложенные бинты на квадраты. Весь следующий день я была занята шитьем. Сложнее всего было с квадратами, для каждого ряда нужно было загладить сначала квадрат другого размера. Этим занимались, по моим указаниям, Анна и Амалия.

К вечеру всё было готово. Шахматная доска-юбка была едва заметно пришита в линии талии к платью. Кружевные воланы пришиты к вырезу до пояса и к низу рукавов. Маска для лица тоже была готова. Амалия побежала к Ноне, сказать, что может придти — всё готово. Теперь я всё надела. Пояс сзади завязывался бантом. Всё было черно-белым, кроме туфель моей мамы, они были коричневые и были мне малы. Элла не предложила мне сама свои моего размера туфли, а я не посмела попросить, думала, и в маминых вытерплю.

Нона заявила уверенно: «Ты будешь лучше всех!»

«Не надо мне лучше всех, чтоб только не стыдно было среди всех». Теперь мы попросили Нону снять пальто, но прежде она достала свои лакированные черные туфли, надела их, сняла пальто, и мы все признали её восхитительной. В хорошо сшитом платье из черного панбархата она казалась и повыше и еще потоньше.

Свои туфли, голову коня и маску я во что-то упаковала, поверх белых чулок надела шерстяные, вступила в свои валенки, надела много раз чиненое, но теплое пальто, голову повязала двумя платками, и мы с Ноной пошли в школу — на бал-маскарад. По дороге Нона была необычно молчалива, задумчивость вдруг сменила её привычную словоохотливость, в которой я порой находила особую прелесть. Что-то её тревожило. Мысленно я спросила себя, не я ли тому виной, а вслух сказала, что она какая-то другая сегодня, и спросила, в чем дело. Она ответила: «Ты моя лучшая подруга, Лида, и я знаю, что тебе я могу доверить свою тайну. Я влюблена». — «Ну и что?» — вырвалось у меня без всякого желания что-нибудь еще от неё услышать. Пугала мысль, что на такое откровение следует своей подруге тоже доверить свою тайну. Это нет. Я немка, и я не должна полюбить такого парня, «который мне нравится». Нет. «И почему я только такая маленькая? Он высокого роста, а я как гном рядом с ним». Сдерживая смех, мне хотелось её успокоить и привести в пример мою мать с моим отцом. Вместо этого я спросила: «Из нашего класса?» Она кивнула. «Павел Братчун». У меня перехватило дыхание. «Он же самый-самый лучший, ты не находишь? Может, ты его еще не так хорошо знаешь, а я с ним была в 8-м классе вместе и была тогда уже влюблена… Почему ты молчишь? Как ты считаешь? Скажи что-нибудь». — «Что я могу тебе сказать, Нона? Но то, что ты, по твоему мнению, ростом не удалась, не имеет к этому никакого отношения. Моя мать намного-намного меньше моего отца. И что? Я даже представить себе не могу, чтобы мама была выше ростом, только такая она должна быть». Это всё, что я могла сказать своей подруге в утешение. К счастью, мы уже дошли до школы. В небольшом коридоре, где была встроена гардеробная, Нона тут же сняла пальто, шапку, валенки и каким-то незаметным образом свои шерстяные штанишки, сдала их в гардеробную и надела свои лаковые туфли на высоком каблуке, поправила волосы и с удивлением посмотрела на меня, почему я не раздеваюсь. Я стояла перед дверью в зал, усиленно раздумывая, как бы мне уговорить Нону остаться на этом «балу» без меня. Ни малейшего желания не осталось на нем присутствовать.

«Нона, милая, я пойду домой». — «Что-о-о-о?»

В этот момент появилась перед нами наша завуч Ирина Ивановна Ионова. Она преподавала у нас математику и была любимой учительницей класса, для Розы и меня особенно — так мы считали.