Немка

«Нона, ты прекрасно выглядишь, просто прелесть. Лида, а ты почему не раздеваешься? Пойдем, я тебя приглашаю на первый вальс». Она хотела расстегнуть мое пальто, на что я резко соединила полы пальто, а она заметила мою шахматную юбку. «Так ты в костюме. Пойдем в учительскую, там собрались уже все костюмированные». Но тут же, улыбнувшись, подхватила меня к танцу, и мы провальсировали круг до учительской (я — в подшитых валенках, в старом пальто с заплатками, в платках и с сумкой с шахматным конём и туфлями, а Ирина Ивановна — в элегантном платье с круглым вырезом, бледно-розового цвета, которое очень ей шло и молодило её). В учительской я пыталась ей объяснить, что мой костюм еще не совсем готов, и мне его наверно не следует показывать, потому что он такой уродливый. Учительская была полна девочек, в основном, в костюмах. На нас никто не обратил внимания. Кое-как мы нашли немного места в заднем углу. Ирина Ивановна настояла, чтобы я как можно скорее переоделась. И я послушалась. Для пальто не нашлось крючка, я его положила на свободный стул, который, как я потом узнала, был оставлен для Валентины Андреевны, платки затолкала в рукава, валенки с моими тёплыми чулками и штанишками задвинула под стул. Затем с трудом поместила свои ноги в белых чулках в малые мне мамины туфли, надела маску с кружевной занавеской и лошадиную голову. Ирина Ивановна смотрела на меня молча и очень внимательно, что меня побудило к мысленному вопросу: зачем я пришла?

«Валентина Андреевна! — позвала Ирина Ивановна. — Идите, пожалуйста сюда». В. А. была занята своими подопечными и нас до сих пор не заметила. Теперь она, крайне удивленная, стояла передо мной. «И кто ты такая?» — «Это Герман. Она хотела домой вернуться, так как находит свой костюм безобразным». — «И кто тебе это всё изготовил?» — «Это всё она сделала сама», — опередила меня Ирина Ивановна и ушла, сказав, что она ответственна за порядок в зале.

«Всё уже готово», — Валентина Андреевна осматривала меня с головы до ног. — «Нет. Этот бант надо еще на голове сзади прикрепить, чтобы волос не видно было».

Валентина Андреевна сняла со своей груди иголку с черной ниткой, где к платью была заколота еще иголка с белой ниткой, и закрепила к моей маске сзади большой черный бант, сделанный мной из куска материи от платья тёти Жени.

Ровно в 21:00 час открылась дверь, и наша костюмированная колонна двинулась по узкому коридору в зал в сопровождении замечательного марша (не исключено, что из «Аиды» Верди), исполняемого музыкальным квартетом семьи Роор. Шествие открывала пара из восемнадцатого века в белых завитых париках, изготовленных В. А. и со всеми соответствующими атрибутами, короче, в замечательных костюмах и с изящными поклонами и реверансами. Я завершала это шествие. Раздавшееся дружное «у-у-у» при моем появлении не произвело на меня определённого впечатления, мне теперь было всё равно, коль уже я вышла в этот зал, как гласит поговорка, «взялся за гуж, не говори что не дюж». Два или три раза мы медленным шагом обошли вокруг «елки» (елкой нашей была оголенная стройная берёза с красивейшим белоснежным, с чёрными штрихами, стволом, и украшена она была самодельными цепями и фонариками из газетной и — редко — белой бумаги) под музыку марша, затем сменившийся на мелодию вальса, и уже закружились костюмированные вместе с не костюмированными пестрыми парами. Меня пригласил особенно высокого роста мальчишка из нашего класса, причем на «вы». Он меня не узнал, конечно, и смотрел, странным образом, не мне в лицо, а лошадиной голове, как будто я только шахматная фигура. И последующие мои партнеры по танцам так же поступали. На все их вопросы, кто я такая, я отвечала молча, вращая головой туда-сюда.