– Видите ли, наставник, вся прелесть того, чтобы быть кронпринцем, состоит в том, что ты можешь сколько угодно болтать, выпрашивать, обещать и хвастаться, и все должны тебя слушать. – Он наклонился поближе к оплавленным останкам Пайкова уха, закончив вполголоса: – Однако у тебя никогда нет власти действительно
Пайк приподнял одну бровь – точнее, так бы это выглядело, если бы она у него была. Потом он едва заметно кивнул, возможно, даже с одобрением, и вновь отодвинулся, чтобы погрузиться в беседу с Сульфуром.
Орсо остался посреди пшеничного поля наедине с Танни, державшим зачехленное Стойкое Знамя, положив его на сгиб руки.
– Вы хотите что-то сказать, капрал?
– По моим наблюдениям, больше всего вреда бывает от героев, которым не терпится начать боевые действия.
Орсо расстегнул верхнюю пуговицу мундира. В районе живота мундир очень помогал, но воротничок порой невыносимо натирал шею.
– Ну, ничего не делать – это одна из вещей, в которых я действительно преуспел.
– Знаете что, ваше высочество? Мне начинает казаться, что из вас может выйти очень даже неплохой король.
– Ты мне все время это говоришь.
– Ну да. – Танни с понимающей усмешкой перевел взгляд на Дивизию кронпринца, неторопливо окружавшую город. – Но я впервые действительно так думаю.
Битва при Красном холме
– Как твоя нога? – спросила Рикке.
– Болит. – Изерн, наморщив нос, поковыряла ногтем швы. – И все еще немного жесткая.
Она со вздохом выпрямилась.
– Но это очень даже неплохо, когда речь идет о стреляной ране.
Засунув два пальца в свой кошель, она принялась намазывать что-то на розовую, сморщенную кожу вокруг раны. Теперь настал черед Рикке морщить нос: запах у мази был совершенно неописуемый.
– Клянусь мертвыми, – выговорила она, пытаясь не дышать, – что это?
– Лучше тебе не знать, – отозвалась Изерн, принимаясь заново перебинтовывать свое бедро. – Когда-нибудь, если в тебя попадет стрела, мне может понадобиться намазать и тебя тоже, и мне бы хотелось обойтись без возражений.
Она застегнула повязку булавкой и встала. Морщась, потерла бедро большим пальцем, согнула и разогнула колено, попробовала перенести на него вес.
– Знание – не всегда подарок, видишь ли. Порой лучше оставаться окутанным уютной темнотой неведения.
Изерн затолкала катышек чагги за губу, потом скатала двумя пальцами еще один и протянула Рикке. Та надкусила его, наслаждаясь кислым, земляным вкусом, который казался ей таким отвратительным, когда она только начинала жевать, но от которого теперь не могла отказаться ни за какие деньги, и тоже сунула за губу.
Было холодно. Огня они не разжигали, чтобы Стуровы разведчики не увидели их и не разгадали ловушку. Рикке почти не спала, все тело у нее болело, она чувствовала голод и одновременно тошноту – и черт побери, как же она нервничала! Постоянно вертела пальцами, мусолила языком катышек чагги, теребила руны на шее, трогала кольцо у себя в носу…
– Кончай ерзать, – сказала Изерн. – Никто из нас не будет драться.
– Я могу беспокоиться за тех, кто будет, верно?
– В смысле за твоего Молодого Льва? – Изерн ухмыльнулась, показав кончик языка через дырку в зубах. – Нельзя же всю жизнь только и делать, что трахаться!
– Это так. – Рикке выдохнула клуб морозного пара. – Но можно к этому стремиться.
– Мне случалось слышать и о менее благородных целях, тут ничего не скажешь.
Молчание затягивалось. Молчание, нервозность, и к тому же кто-то еще затянул песню глубоким басом. Ту, старую, о Битве в Высокогорье, где ее отец одолел Бетода. Старые битвы… Старые победы… Может быть, когда-нибудь в будущем люди будут слагать песни о Битве при Красном холме? Но если так, кого в них будут славить, а кого оплакивать?
– Когда они наконец явятся? – в сотый раз спросила Рикке.
Изерн оперлась на копье и нахмурилась, глядя на восток. Там, над холмами, сияющим полумесяцем поднималось солнце, поджигая краешки облаков. Долина внизу все еще лежала в тени, то здесь, то там взблескивал поток, туман цеплялся за лесные массивы, уходящие к северу.
– Может быть, скоро, – задумчиво произнесла Изерн. – А может быть, попозже. Может, они передумали и вообще не придут.
– Другими словами, ты не знаешь.
Изерн искоса взглянула на нее.
– Вот если бы кто-нибудь заглянул в будущее и сказал нам, как все обернется. То-то было бы удачно.
– Верно. – Рикке положила подбородок на руки и расслабилась. – Было бы.
– Храбрость, – проговорил Гловард, мрачно глядя в огонь. – Дерзость, преданность – да. Но мне даже в голову не приходило, что самым важным достоинством солдата может быть терпение.
Барнива потер кончиком пальца свой шрам.
– Быть солдатом и сражаться в битвах – далеко не одно и то же.
Лео начинало казаться, что это прямо противоположные вещи. Сдвинув брови, он поглядел на солнце – а точнее, на едва заметный розовый мазок над восточным горизонтом, где оно собиралось появиться. Лео мог поклясться, что треклятое светило выкатывалось вдесятеро медленнее, чем обычно. Без сомнения, каким-то образом сговорившись с его матерью.