Немного о потерянном времени (СИ)

Не успела я подумать: где же Агату эту черти носят, когда она нужна, или хотя бы Мадину с её наполеоновскими планами бы сюда, как на кухне появился спасатель.

Младший.

Никитос подошел совершенно бесшумно, а когда он оказался чётко за спиной Степана Тимофеевича, я изо всех сил жахнула об стол перед гостем металлическим подносом с кучей маленьких пиал для варения, мёда, орехов и цукатов. Естественно, непустых.

На всю жизнь зрение и память запечатлели и сохранили для меня эпическую картину.

Вот Никита взмахивает тяжелой дедовой шахматной доской, замирает в максимально высокой точке, и обрушивает дубовую семейную реликвию со всей силы на затылок Степана Тимофеевича.

Доска дубовая трескается и разлетается в стороны, Степан валится на пол.

Сын недоумевает.

Я охреневаю.

Занавес.

Пока профессорское семейство Ланских-Коломенских опять забыло,

что «нужно разговаривать с людьми», вот вам счастливые молодожены:

Глава 62

Влад

Да, мало я в последнее время бываю дома. Не к добру это, естественно, но пока изменить ситуацию нельзя.

Мы с Изосимовичем приложили массу усилий, чтобы защитить мою семью от всей грязи досудебных разбирательств и моих жутко токсичных родственников.

Возможно, перемудрили, не зря же Айкин отец, периодически появляющийся у следователя, оглядывал нас хитро, кивал каким-то своим мыслям и усмехался.

Каждое столкновение с Ланскими было наполнено сплошными: «Ты должен — должен — должен, немедленно исправь… вечно от тебя одни проблемы… Ты нам обязан…»

Все речи исключительно в таком духе.

Нет, пусть моя Королева обижается, но пачкать ее в этом дерьме я не согласен.

Слушаю долетающий отдельными фразами приговор. Понимаю, что «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью» превратилось в «непредумышленное по неосторожности». И за это Дина и Анна получают всего по три года в колонии общего режима и могут еще и обжаловать его в Верховном суде.

Кошу глазом: Владлен зол, скрипит зубами. Он готовился и рассчитывал на другой исход, но вышло так.

Внимательно наблюдаю за теми, кто сыграл в моей жизни такую значимую отрицательную роль.

Анна, бледная, с расширившимися от недоверия глазами, Дина в слезах, бормочущая что-то своему адвокату. Мать моя, страшная женщина, в истовом отрицании мотающая головой и Лев Владимирович, рычащий в сторону покидающих зал заседаний судьи и прокурора:

— Как вы смеете? Моя дочь в тюрьму не сядет!

А тут проходящий мимо них недовольный Владлен, желающий хоть как-то выразить своё несогласие со слишком мягким приговором, бросает ему:

— Так, ваша и не сядет. Вы же знаете, что Владимир Львович вам сын, а вот Анну госпожа Ланская родила от кого-то другого.

Изосимович с мордой кирпичом шествует дальше, как ни в чем не бывало, а Ланской впадает в ступор. Потом орет так же громко, как и до этого:

— Ложь! Бред! Клевета!

Ну, такой поклёп следаки не терпят:

— Не надо песен. Я сам запрос составлял и с результатами ознакомился. Три независимые экспертизы сделали, так что я за свои слова отвечаю. В отличие от вас.

А после я наблюдаю, как длань Господня являет себя миру.

Мой биологический отец хватается сначала за горло, потом за сердце, а после валится на стоящий неподалёку стол. Женщина, что когда-то дала мне жизнь, а потом с огромным энтузиазмом семь лет превращала её в кошмар, всплескивает руками, зовёт на помощь, бросается к побледневшему и задыхающимся мужу.

Прибывшая скорая предполагает инсульт.

Я морально удовлетворен и с относительно спокойными нервами отбываю в Универ.

Увы, и на работе у нас тоже вагон всего срочного накопился.

Только успевай грести.

Лопатой.

Марго устаёт очень. Я забрал у нее максимум из возможной нагрузки, но в отпуск сейчас она и сама не пойдёт, и руководство не пустит: сессия, бл*.

Шефу с его симпатией со временем проще не становится, поэтому я даже наплевал на воспитание и сходил «потолковать», ибо мужика реально жалко.

И командировка еще эта дурацкая, а не поехать нельзя — приглашение из самого Минобра.

А хищницы в столичной науке такие, что мне порой страшно. Как сказать Марго о предстоящей командировке не представляю.

Вечером спешу домой еще и потому, что сегодня к ужину Степан должен притащиться.

Заходя в квартиру, хлопаю дверью. Звук какой-то странный: слишком звонкий. Ну да ладно, не до него сейчас.

Тишина стоит подозрительная, а потом вдруг Королева моя где-то тихонько ойкает.

Метнулся на кухню и охренел.

Стоит посредине Душа моя, а под ногами у неё Степан Тимофеевич валяются. Вот ведь не живётся же гаду спокойно. Только из больницы вылез и опять за старое?

От обалдения, не иначе, я с порога брякнул:

— А мне в понедельник в Москву на пару дней на конференцию надо.

— Можешь ехать хоть сейчас и вот этого товарища забирай, — меланхолично заявила супруга, осторожно ножкой отпихивая от себя тело.

Тут неожиданно встрепенулся Никита:

— Что это ехать? Куда, блин? Вы же с Русом говорили, что теперь все отцовы командировки только с тобой?