Немного об уважении (СИ)

Маленькая серая птичка, похожая на воробья, перепрыгнула с её среднего пальца на указательный. Софья Сорокина, потомственная ведьма пятнадцати лет от роду, сидящая на ступенях школьного подземелья, поднесла руку ближе к лицу и чуть наклонила набок голову, рассматривая птичку. Но здесь, внизу, факелы крепились редко и светили тускло, и в окружающей полутьме было особо ничего не разглядеть.

Эту птичку в Тибидохсе она встречала не впервые. Знала, что это любимица заточённых под школой титанов, уже успела с ними подружиться — куда скорее, вообще-то, чем с кем-либо из её местных одногодок. Птичке, как и самим титанам, она, вроде, нравилась: Софья замечала её пару раз и вне подземелий, но всё больше издалека. Прежде новоявленная подружка ещё не подлетала к ведьме так близко.

Но птице быстро надоело сидеть у Софье на пальце. Она взмахнула маленькими серыми крыльями и вдруг пропала. Просто исчезла. Софья вздохнула и откинулась назад, ложась прямо на жесткие холодные ступени. Повернула обе руки ладонями вниз, прикасаясь к камням под ней, закрыла глаза.

Школа еле ощутимо вибрировала — от магии в её стенах и от дыхания титанов, от беспокойства хаоса за Жуткими Воротами и от топота сотен ног на всех этажах. Тибидохс не был безопасным, но он был живым. Академия Скаредо же, несмотря на весь свой лоск и величественность, всегда казалась ей просто затхлым склепом, и она так долго билась над тем, чтоб оказаться здесь!.. Как выяснилось совсем скоро, этим спасла себе жизнь — как чувствовала. Теперь можно было расслабиться, выдохнуть.

…Да только нельзя. Да только за школьными стенами война, ещё год, ещё полтора — и больше нельзя будет за ними спрятаться, закрыть глаза и зажать уши, и сделать вид что всё в порядке, что это всё не с ними и их не касается, как твердили и твердили им учителя в Скаредо — пока все до одного не сгинули в одну жуткую ночь вместе со всеми живыми душами острова. Нельзя будет отвернуть голову в другую сторону от побоища и жить свою размеренную, сводящую зубы бессмысленностью, скукой и фальшью жизнь, надеясь, что всё само образуется, как делают сейчас её родители — уж она-то точно не собирается! И её мать больше не будет контролировать её — никогда, ни в чём! Здесь у Елены нет власти. Свобода, наконец-то. Она за неё дралась, она её выцарапала, и теперь её вырвут у неё только из её окоченевших рук! Так-то.

Софья снова села, быстро поднялась на ноги. Отряхнула от грязи брюки, одернула жилетку, провела руками, приглаживая, по и без того прямым волосам и легко побежала вверх по ступеням, на ходу опуская закатанные рукава блузки.

На выходе из подземелий её ждал неприятный сюрприз.

У сюрприза имелись: тяжелый подбородок, прекрасно очерченные скулы, орлиный нос, кудрявая и не менее рыжая, чем у неё самой, шевелюра, а ещё имя, произнести которое не закатив глаза для Софьи составляло непосильную задачу. Завернут сюрприз был в драконбольную форму и размещался на пустом постаменте статуи, которая, видно, этим вечером ушла куда-то прогуляться.

— Да чтоб тебя, Гроттер!.. — тихонько ругнулась Софья себе под нос. Вот уж на дискуссии с кем у неё этим вечером вообще не было настроения!

Леопольд Гроттер, завидев явно поджидаемую девушку, расплылся в улыбке и лихо соскочил с постамента. Голос у него был уже «переломавшийся» и до отвратительного приятный: глубокий, с обаятельной хрипотцой.

— Так-так, а я думал, у нас ты себя хорошо ведёшь! Но что же, в таком случае, ты делала в подвалах у титанов? — патетично вопросил он, преграждая ей путь.

— Не твоего ума дело.

Восходящая звезда драконбола пожала широкими плечами.

— Ну, это моя школа, так что… Чего смеёшься? — недоуменно сдвинул он брови, когда собеседница вдруг беззвучно затряслась, плотно сжимая растянутые в улыбку губы.

Софья выдохнула и сложила на груди руки.

— Если кому-то из нас тут какая-то школа и принадлежит, то явно не тебе, Гроттер. Дай пройти.

Она попробовала обойти юношу, чтоб нырнуть в арку за ним, но тот ловко отскочил два шага назад по чёрно-белой мраморный плитке пола и встал прямо в проходе, упершись ладонями по обе стороны от себя.

— Если дашь проводить!

Софью захлестнула волна раздражения.

— Я лучше тебе в лоб дам, — вымученно спокойно предложила она — ещё не хватало поддаваться на такие детские провокации! Он явно пытался вывести её из эмоционального равновесия.

…Что не было такой уж плохой тактикой, она вынуждена была признать. Относиться к Гроттеру как к предмету тибидохской мебели так становилось гораздо сложнее, потому что обычно вы не задумываетесь о том, хотите ли отвесить шкафу хорошую оплеуху. А Софья, между тем, уже начинала крепко задумываться.

В глазах Гроттера явственно заплясали бесенята.

— А я думал, ты больше по сглазам, чем по рукоприкладству! — осклабился он, демонстрируя ей крепкие белые зубы аристократа. Видала она таких в своем кругу, а что тёмные, что светлые — все одинаковые, гордо несущие себя над остальными. — Хотя слухи, конечно, всякие доходили. Ну, пока было, кому их пускать…