Немного об уважении (СИ)

Что язык его враг Леопольд Гроттер вспомнил ещё прежде, чем успел договорить эту фразу — по лицу Софьи. И тут же торопливо попытался исправиться:

— Извини. Это я зря сказал, — проникновенно уставившись на неё сверху вниз, уже без тени шутки произнёс он. Явно старался нащупать её взгляд, но ведьма, застыв лицом и только чуть сощурив зелёные глаза, буравила взглядом точку пространства где-то справа от него.

— Правда, мне жаль, — снова повторил Леопольд, наконец опуская руки. — У тебя же были друзья в Скаредо, да? Тяжело так терять…

Сорокина не дала магу договорить, наконец снова обратив на него внимание.

— Сейчас время такое: сейчас все теряют друзей и всем тяжело. И не обязательно дружить с кем-то, чтобы огорчаться его смерти! — отчеканила она, и Гроттер понял, что не на шутку её разозлил. — Уйди с моей дороги, придурок безмозглый. И чтоб я тебя сегодня больше не видела!

Не дожидаясь, пока Леопольд послушается, она боком скользнула в арку, ощутимо пихнув его при этом плечом — и не исключено, что специально.

— А завтра? — не растерялся Гроттер, оборачиваясь ей вслед. Он быстро обретал былую самоуверенность.

Низкая фигурка ведьмы стремительно удалялась по узкому тёмному коридору с удивительным для «новенькой» бесстрашием. Словно она вовсе не боялась, что ещё мало изученные ходы новой школы могут привести её в место похуже, чем Башня Привидений или Жилой Этаж. Леопольд Гроттер восхищенно присвистнул.

— Эй, принцесса!.. Если ты ещё слышишь, ты неправа: у меня есть мозг!..

Лигул подери, ради справедливости: в прошлом семестре у него были высшие баллы по пяти предметам из семи, а он даже не напрягался! Четверть занятий вообще прогулял на дополнительных тренировках! Но в причудливом сознании Софьи Сорокиной это каким-то образом делало из него не гения, а идиота.

— Разумеется. Спинной. За рефлексы в драконболе отвечает! — громко крикнула ему в ответ ведьма, скрываясь за поворотом.

Сухой старческий смех, похожий на кашель, разрезал наступившую тишину.

— Не все те яблочки твои, что хочется надкусить, э!

Леопольд, раздосадовано хмурясь, щелкнул ногтем по своему магическому перстню.

— Не ехидничай, дед. До сезона сбора яблок ещё далеко, да и вообще… Твоих комментариев мне не требуется.

Кольцо, оскорбленное до глубины отпечатанной в нём души, в отместку тут же вдохновенно занудело на весь коридор.

— А знаешь, Леопольд, ты никогда не был моим любимым сыном! Дерзкий, просто кошмарно самостоятельный, и к тому же…

Лео терпеливо вздохнул.

— Дедушка, ты снова всё перепутал. Я твой внук, Леопольд. А твой сын Леопольд, мой отец, скончался во время эпидемии ведьмачьего мора пять лет назад. И мне досталось это кольцо. Помнишь?*

Перстень сконфуженно крякнул, но быстро взял себя в руки.

— Ну немудрено и спутать чуток, мне простительно, я давно помер! А ты тоже кошмарно самостоятельный, к тому же не меньший Нарцисс, чем был он! Сам сына своим именем назвал, в честь себя любимого — чуть с твоей матерью, помню, не подрался (она-то Яшей, в честь своего отца, хотела)! Не удивлюсь, если и ты своего сыночку Леопольдом Третьим окрестишь, с тебя станется — вот будет…

Что там, по версии дедули Феофила, будет дальше, Лео так и не узнал: разговорная магия кольца на сегодня иссякла. Гроттер облегченно вздохнул, расправил плечи (драконбольная куртка скрипнула) и бодрым шагом заспешил к домовым: забрать перед тренировкой потрепанный в прошлом матче контрабас. Он ценил возможность общаться с покойным родственником, но иногда даже пять минут в день казались ему до лешего долгими.

***

Пальцы ведьмы уверено перебирали чёрно-белые клавиши. Рояль был немного расстроен — совсем как Софья — но им обоим это вовсе не мешало. Весеннее, но всё ещё холодное мартовское солнце заливало светом музыкальную комнату Главной башни, скользило бликами по черной лакированной поверхности инструмента, тускло отражалось от давно не чищеной меди бесхозных духовых труб, сложенных в углу небольшой горкой. В противоположном уныло высилась арфа, к струнам которой, должно быть, никто не прикасался и того дольше.

— Не знал, что ты играешь.

— Мать научила. Единственная вещь в мире, в которой мы с ней сошлись вкусами, — меланхолично сообщила Софья, не спеша убирая руки и опуская крышку. Хоть она и была застигнута врасплох, она вовсе не собиралась это демонстрировать.

Леопольд Гроттер, застывший за её спиной на пороге комнаты в расслабленной позе, опираясь плечом о косяк двери, чуть нахмурился, отчего посреди его высокого лба залегла складка.

— Я так понял, ты с ними не ладишь — со своими родителями? Вы больше не общаетесь?

Софья задумчиво провела пальцами по пыльной поверхности рояля, оставляя четко виднеющуюся в солнечных лучах дорожку.

— Да… Нет. С отцом мы иногда переписываемся. А с Еленой нам говорить больше не о чем. Она считает, что я её смертельно оскорбила и опозорила, а я считаю, что из неё вышла отвратительная мать.

— Ого… Чем же ты ей так досадила?

Софья снова открыла инструмент и пробежала пальцами по клавишам.