Немного света твоего

Он, наконец, остановился и вперил негодующий взгляд в непроницаемое лицо Громова.

— Советую вам не разбрасываться подобными обвинениями, Аркадий Тимофеевич. Оскорбление — это уголовно наказуемое деяние. Особенно оскорбление лица, находящегося при исполнении. Имею полное право привлечь вас к ответственности, лучше не давайте мне повод. — сухо посоветовал следователь.

Если бы перед ним был более влиятельный, успешный и состоятельный человек вроде того же Борисова, он вёл бы себя иначе, но церемониться с угасающими звёздами телеэкрана капитан не собирался.

Файль действительно постарался успокоиться, присел на краешек стула и, глубоко вдохнув, заговорил:

— Ладно, хорошо, вы не оставляете мне выбора. Я знаю, что делать! В прямом эфире на всю страну заявлю, что Стас похитил Нину, а полиция его покрывает!

Глядя в бледное лицо отчаявшегося отца, Громов понимал, что тот реально готов осуществить озвученную угрозу. Этого нельзя было допустить — Борисов платил за другое.

— На вашем месте я бы хорошенько подумал. Оскорбление плюс клевета — это уж срок. Представьте, ваша дочь вернётся домой, а вы отбудете в места не столь отдалённые. Оно вам надо?

— Это не клевета! Я знаю, он — виноват! — упорствовал Файль.

Громов тяжело вздохнул и попробовал обойтись малой кровью, то есть доводами рассудка и логики.

— И что же такого ужасного из жизни Борисова вы собирались выдать в эфир, чтобы человек с таким статусом решился на серьёзное преступление? Откопали что-то реально компрометирующее?

— Что? Да. То есть, не совсем, — неохотно признался Аркадий. — Нашёл кишечную палочку в одном из его ресторанов, нарушение техники пожарной безопасности и пару неоформленных сотрудников.

— Вот видите, — подытожил Громов. — Неприятно, конечно, но детей за такое не похищают.

Увы, логика в битве с эмоциями практически всегда проигрывала.

— Значит, похищают! — взвился Файль, вскочил со стула и снова принялся нервно наматывать круги по кабинету. — Чего ему бояться? Денег-то море, таких в тюрьму не сажают! И если вы не можете ничего сделать, я сам с ним разберусь! Прямо в эфире!

— Так, стоп! Не нужно ни с кем разбираться! — Громов больше не сомневался. Начальство за огласку, конечно, по головке не погладит, но Борисова вмешивать нельзя. Сумма, что перекочевала из рук ресторатора в его бумажник, раз в 10 превышала зарплату, так что приоритеты были очевидны. — Аркадий Тимофеевич, вашу дочь похитил другой человек. Посмотрите сюда.

Он достал из сейфа диск с записью первого дня, проведённого Ульяной Ремезовой в заточении, и запустил видео.

— Узнаёте комнату?

— Что, что это… — голос телеведущего дрогнул и сорвался. — Это ведь не Нина?!

— Нет. У нас уже был похожий эпизод. Девочку похитили и держали в той же самой комнате, что и вашу дочь.

— Кто?!

— Мы это выясняем, но точно не Борисов. Понимаете…

— Где сейчас эта девочка? Что с ней? — нетерпеливо перебил Файль, не отрывая взгляд от монитора.

— Она… умерла. Но Нину мы спасти успеем, — поспешил заверить Громов. — Оперативники второй день прочёсывают город, обходят все дома с фотографиями девочек, ищут свидетелей и подозрительные пустующие квартиры, просматривают записи видеокамер, расположенных в районе школы. Работа не прекращается даже ночью. Мы её обязательно найдём.

— Живой? — тихо уточнил ещё больше осунувшийся телеведущий. Его негодование сменилось глухим отчаянием, лицо превратилось в невыразительную восковую маску. — Как умерла та… другая? Расскажите мне…

Громов задумался, принимая решение. Перед ним не просто отец пропавшей девочки, а опытный, охочий до интриг и скандалов журналист. Что именно ему можно рассказать, а о чём лучше умолчать?

— Её отравили на десятый день с момента похищения. Большего, простите, сказать не могу.

— Это что же получается… Нину похитил… маньяк? — растерянно пролепетал Файль. Сейчас он меньше всего походил на свою телевизионную версию, скорее напоминал испуганного ребёнка, заблудившегося в лесу полном хищников. — Я ещё подумал, когда бабочку увидел, что Борисов совсем с катушек слетел — такое извращение придумал…

— Что за бабочка? — заинтересовался Громов.

Вспомнилось кое-что из просмотренных записей: кажется, на третий день Ульяна задала похитителю вопрос, оставшийся без ответа: «Это вы прислали мне ту красивую бабочку?»

Он тогда ещё спросил у Орлова о чём речь, но коллега сам был не в курсе — родители Ульяны никаких бабочек не упоминали.

— Мёртвая. Проколота иголкой. Кто-то сунул её в конверт и приклеил к нашей двери. Жена обнаружила прошлым утром. Там ещё надпись была «Для Нины». Мы подумали — это чей-то глупый розыгрыш, а потом… дочь не вернулась домой. Чёрт, ну почему я не настоял на своём и не встретил её? Почему?!

В порыве самобичевания мужчина закрыл лицо ладонями и бессильно опустился в пустующее кресло Орлова.

Громов никогда не понимал таких порывов. Какой смысл заниматься самоедством, когда всё уже случилось? Прошлое не изменить, лучше поберечь силы для настоящего и будущего.